Близнецы Фаренгейт
Шрифт:
— Лифчик тоже, — сказал Лаклан.
— Ну, пожалуйста, — попросила она.
— Давайте-давайте, — сказал он.
Она расстегнула лифчик, показав, наконец, и груди, округлые и совершенные, похожие на розоватые дыни.
— Повернитесь, — сказал он, — руки на стену.
Он сжал ее ягодицы, раздвинул их, чтобы стала видна щелка. Тугой член Лаклана вошел в эту щелку умело и быстро, — он кончил через две, примерно, секунды.
А девушка уже катила тележку к кассам — лучше брать ее сейчас, иначе уйдет. Политика компании не одобряла захвата воришек у кассы — не следовало ставить
— Извнините, мисс, — сказал он.
— Что такое? — надменно осведомилась она — с той самой хмуростью, какую он себе и навоображал.
— Будьте любезны, пройдите со мной, — сказал он.
Девушка помрачнела, прикусила нижнюю губку. Выглядела она гораздо красивее, чем показалось ему поначалу. Длинные, светлые ресницы — их же издали не разглядишь. И глаза совсем необычного цвета, светившиеся от чувств, прочитать которые он не мог. И тут она вдруг улыбнулась, неловко, и сунула руку под одежду. Украденная датская пастила растянула ткань ее свитера, точно инопланетный младенец, разрывающий чей-то там живот в картине «Чужой».
— Вот, — сказала она, держа помятую упаковку чуть наотлет. — Простите.
Он неловко принял упаковку — фольга на ней была местами холодной, местами влажной, а картонный подносик и вовсе успел нагрелся. От ее тела.
— Послушайте, я ее возвращаю, идет? — сказала она — нервно, откидывая волосы со лба. — Просто забудьте об этом и все. Тем более, она мне все равно не по карману.
Лаклан бросил на датскую пастилу только один взгляд.
— Теперь ее никто не купит, — сообщил он девушке. — Края вон помяты. От нее, считайте, ничего не осталось. И мы потеряем деньги.
Выражение гнева и тревоги пронеслось по лицу девушки:
— Господи, вам-то какая разница, помят этот десерт или не помят?
Лаклан, оставшись непреклонным, бросил упаковку в тележку девушки.
— Это товар, мы им торгуем. Вы за него не заплатили. И это воровство. Я обязан передать вас полиции. Такая у меня работа.
Она смотрела ему прямо в глаза, сначала с вызовом, потом, увидев его твердую, стальную непреклонность, со страхом, понемногу залившим краской ее лицо.
— Прошу вас, — произнесла она и облизала губы, явно поняв, в какое отчаянное положение попала. — Меня уже брали за это два раза. Еще один, и они меня точно упекут. Мне просто очень захотелось сладкого, вот и все. А денег мало, — она неловко повела рукой по воздуху. — Временами приходится туго.
Он тяжело вздохнул. Ну как ей объяснить, что жизнь трудна для всех, для каждого, кто живет в этом просторном и грязном мире? Дашь слабину в одном месте — в другом тут же начнут закручивать гайки. Если он ее отпустит, миссис Уэймот, скорее всего, прознает об этом, и он потеряет работу. А после и моргнуть не успеет, как окажется точно в таком, как эта девушка, положении. Лишится машины, всего лишится. И, вполне возможно, будет стоять в одной с этой девушкой очереди в Бюро по трудоустройству, с видом потерянным и безнадежным. И им предложат место магазинного детектива, и получит его, скорее всего, она, потому что женщины все теперь к рукам прибирают.
— Я исполняю мой долг, — так подытожил он эти сложные размышления. — Пройдите, пожалуйста, со мной.
— Подождите минуту, — попросила девушка, подступая к нему на шаг. Руки ее дрожали. — Я… я могла бы вам дать.
— Чего? — переспросил Лаклан. — То есть, прошу прощения?
Глаза девушки поблескивали, сновали вправо-влево, совершенно как рыбки в аквариуме. И странно, ни один человек в их проход так и не зашел, они здесь были одни. А девушка — стоявшая так близко к нему, что он различал поры ее кожи, испуганное биение жилки на горле — девушка прошептала, теперь уже громче, стараясь покрыть голосом вечно звучавший в магазине музон, и со страшной серьезностью:
— Я могу вам дать. На парковке. В вашей машине. Я знаю, у вас есть машина. Видела, как вы разъезжали по городу. В ней акустика на два миллиона ватт.
— Послушайте… — произнес он охрипшим вдруг голосом.
— Я сниму с себя все, — с напором прошипела она. — Вы все увидите. И сделаю, что захотите.
Лаклан, залившись густой краской, откашлялся.
— Я ведь не могу просто взять и уйти из магазина, — сказал он. — Не положено.
— Господи, есть же у вас обеденный перерыв или еще что? — проскрипела она, почти истерично, но тут же совладала с собой и сказала: — В любое время. Просто выходите, когда сможете, я буду вас ждать.
Он, не веря ушам, во все глаза смотрел на нее, — а она на него, испытующе. В проход завернула старая дама, взглянула на них, всего один раз и пошла дальше, смущенная. Жизнь супермаркета ходила вокруг них кругами, дожидаясь, когда этот проход освободится от всяких интимностей и вернется к нормальной жизни.
— Вы, наверное, за дурака меня держите, — сказал Лаклан.
— Нет, послушайте, — взмолилась она. — Послушайте: я отдам вам вот это…
Она сунула розовую ладошку в карман джинсов, вытянула оттуда кольцо с несколькими звякнувшими ключами.
— Это все мои ключи, — бездыханно заверила она Лаклана, держа их за дешевый пластмассовый брелок, изображающий Барта Симпсона. — От всего… от парадной двери, от черной… ключи от всего… вот этот, маленький, от велосипеда — он как раз у магазина стоит, вон, посмотрите, его отсюда в окно видно.
Прищурясь, он посмотрел в указанную ею сторону, и точно, сквозь толстое листовое стекло различался, размыто, велосипедик, — прямо под великанскими бумажными буквами, приклеенными к окну, говорящими: ВСЕ, ЧТО ВАМ НУЖНО [С.Б.1] .
С.Б.1
БУКВЫ РАЗВЕРНУТЫ НА 180 ГРАДУСОВ.
— Без ключей мне податься некуда, понимаете? — взмолилась она. — Я даже домой не попаду. Они должныбыть у меня.
Девушка втиснула ключи в его свисавшую вдоль тела ладонь и выпустила из пальцев. Лаклан машинально сжал их, чтоб не упали, — рефлекторное действие.
Она положила ему на правое плечо мягкие ладони, обе, и привстав на цыпочки, промурлыкала прямо в ухо:
— Ты отдерешь меня там, где захочешь. Я буду ждать.
И убежала, бросив тележку.