Близнецы и Сгоревший Замок
Шрифт:
Рабочие, между тем, как работали дружно и не покладая рук, так же дружно и стали собираться домой. Как будто бы даже одновременно глянули на часы. Потом аккуратно сложили инструмент — каждый в свой угол. Оля сбежала по лестнице в вестибюль, увидела, как они тоже спускаются, остановились перед дверью, сказали в переговорник, который был прикреплен тут же:
— Пульт?
— Слушаю! — И Ольга поняла, что это говорит охранник, который сидит в сторожке.
— Мы уходим, запирай входную!
— Есть, понял. До завтра, ребята!
Они ушли, дверь захлопнулась, и потом
И тут же поняла: да нет, это было бы слишком просто. Вернее всего, и дверь, в которую она сейчас вошла, так же запиралась… и, может быть, заперта сейчас, в эти самые мгновения.
«Больше дверь номер два не нужна…»
И охранник ответит: «Ясно, закрываю»… или что-нибудь в этом роде.
Почти с ужасом она бросилась через комнаты и зимний сад на территорию слуг. Толкнула дверь… уф, порядок, дверь была открыта.
— Оля, Оля! Ты где?
Вот это и значит «вовремя вернуться». Ее искала и звала Вера Петровна.
«Что же делать? Сказать: в уборной была — так я не знаю, где тут у них это заведение… Вот же елы-палы!»
И Ольга тихо выскользнула на улицу… А там разберемся!
Глава XXXI
Снегири и не только…
Однако разбираться надо было прямо сейчас, в данную секунду. Ее ведь могли увидеть. И спросить: ты чего на улице делаешь? Гуляешь?.. А говорила — вся такая больная-усталая!
И тут счастливая мысль пришла Ольге в голову: лыжи! Она ведь лыжи оставила посреди этого хоть и огороженного, но все-таки леса! А вдруг она — такая вот жуткая крохоборка и скопидомка — трясется за свои лыжечки? И значит, вполне может, даже и с больной ногой, за ними отправиться!
Оля побежала по дорожке, и скоро могучие спокойные елки спрятали ее от глаз… каменного дома. Тогда она пошла спокойнее, обнаружила свои лыжи, естественно, никем не тронутые. Связала их аккуратно кожаными ремешками, которые были у нее в кармане, водрузила лыжи на плечо, попробовала, как она будет хромать, когда выйдет к берестовскому замку, — получалось вполне прилично. Ну и пошли тогда!
Время, между тем, быстро, как это и всегда бывает в короткие январские денечки, катилось к вечеру. В погожем, украшенном несколькими облачками небе все явственнее и ярче разгорался закат. Здесь, среди елей, он был особенно прекрасен и торжествен. Каждая ветка светилась по-своему. И Ольга вдруг поняла, какие это могучие, терпеливые деревья. Не охнув, ни разу не пожаловавшись, они держали на руках своих целые пуды ноябрьского, декабрьского да и январского снега. А впереди их ждали еще февральский и мартовский снега… Мартовский, между прочим, особенно тяжел, потому что будет весь пропитан водой!
Но Оля не жалела эти деревья, потому что они были богатыри, понимаете? А ведь богатырей не положено жалеть. Они на то и богатыри, чтобы без конца, всю жизнь, совершать свою трудную работу — подвиги!
А дальше она увидела чудо. На закатных могучих лапах сидели, иногда перескакивая с места на место, небольшие, но очень… прочные такие птицы. Их желтая грудь была облита алой закатной краской. А их головки в черно-зеленых шапках почему-то совсем не поддавались закату.
Вдруг Оля поняла: да ведь это не закат их раскрасил, это у них такой собственный прекрасный цвет… И откуда-то из самых глубин памяти выплыло слово: «Снегирь».
Оля видела снегирей впервые! Как, вы спросите, как же так это возможно? А дело в том, что на юге, где по большей части гастролировали Сильверы, эти северные птички не водятся.
Теперь Ольга смотрела на них и насмотреться не могла — словно за все прожитые без снегирей годы!
А милые эти птицы скоро привыкли к ней. Они вообще были довольно доверчивы. Не то что какая-нибудь ворона или сорока, которые, едва человек бросит на них взгляд, несутся со всех… крыльев, словно он в них из ружья прицелился!
Неизвестно, сколько Оля любовалась снегирями. Может, и не очень долго. Но так или иначе морозец, аккуратно взяв ее за ухо, напомнил, что пора идти домой… вообще что-то делать.
Вернее всего, уезжать отсюда несолоно хлебавши!
Но после снегирей Оля не расстроилась своей неудаче: ну и аллах с ним, с этим расследованием. Кругом было так хорошо, так тихо и чисто, что ни о чем… детективном и думать-то не хотелось! Правда — чего она рассуетилась вдруг? Даже самому хозяину это не надо, даже сама дочь его обрадовалась, когда Олег сказал, что это случайное загорание…
Хм, а почему все-таки Лида… ну, не то чтобы обрадовалась, однако с облегчением как-то узнала про живой самовспыхивающий огонь — почему?
Важный этот вопрос так и остался без ответа в ее душе. Потому что она увидела вдруг саму Лиду.
Которая была, как вы, наверное, уже догадались, не одна. С Олегом. Хорошая… парочка! Оля в принципе не любила это слово, но сейчас оно очень подходило — к сожалению!
Так вот эта парочка шла, взявшись за руки и прислонившись друг к другу плечами и головами. Наверное, они тоже смотрели на снегирей. И, наверное, у них на душе было так же чисто и привольно, как… было у Ольги всего минуту назад.
Теперь она испытывала боль, горевшую в самом ее сердце, словно была настоящей пожилой тетенькой, словно за плечами у нее уже были многие ссоры и огорчения, гибель нескольких друзей…
Но ведь этого ничего не было! А был перед глазами только ее брат Олежка, шедший за руку с девочкой, которая… нравилась Ольге, потому что Лида была симпатичная, приветливая, не жадная, не зазнайка — при таком папе!
Чего же я тогда? Заревновала? Как какая-то дурочка из переулочка?
Так Оля пристыдила себя, потому что сама она была, как вы видите, очень приличным, очень хорошим человеком. И чтобы не видеть, как ее брат и Лида… Ну, в общем, она закрыла глаза, опустила голову и так стояла за спиной у могучей елки и говорила про себя: «Ты меня только не выдай! А то бы очень уж неудобно получилось».