Близнецы
Шрифт:
— Когда им наскучит «Заинька, серенький», — сказал Саймон, — можно поставить «Стук-стук в окошко».
Он взял волчок и принялся его разбирать, чтобы сменить мелодию. Но когда он снова все собрал, из игрушки нельзя было извлечь ни звука. Дженни попыталась помочь мужу, но и ей не удалось заставить волчок сыграть «Стук-стук в окошко». Саймон вновь терпеливо разобрал его и спрятал свои приспособления, сказав, что они могут еще пригодиться.
— Это Джеффов волчок, — заметила Дженни с присущей ей скрупулезностью, поглядев
Саймон опять стал собирать игрушку, прилаживая все как было, а мы с Дженни ушли готовить чай.
— Могу поручиться, что теперь и вовсе ничего не выйдет, — сказала Дженни со смешком.
Когда мы вернулись, Саймон что-то читал, а волчок исчез.
— Ну как, сделал? — спросила Дженни.
— Да, — ответил он рассеянно. — И положил на место.
С утра шел дождь, так что близнецам пришлось сидеть дома.
— Может быть, займетесь волчками? — предложила Дженни. — Вчера вечером папа разобрал один волчок, — рассказала она им, — а потом собрал заново.
В характере у Дженни было нечто стоическое, и она не считала нужным оберегать детей от вероятного огорчения.
— Папа хотел, чтобы волчок играл новые песенки, — добавила она. — Только это не удалось... Но папа еще раз попробует.
Дети беспечно выслушали ее и в ближайшие часы почти не показывались мне на глаза, а потом дождь перестал, я вышла в сад и увидела, как мальчик запускал свой ярко-красный волчок на цементном полу гаража. А около полудня, когда Дженни пекла пирог, маленький Джефф опрометью вбежал на кухню. Он безутешно рыдал, личико его исказилось от горя. Обеими ручонками он сжимал разрозненные части волчка.
— Мой волчок! — надрывался он. — Мой волчок!
— Господи, — сказала Дженни. — Что ты с ним сделал? Ну, успокойся, не плачь, мой маленький, мой ненаглядный.
— Я нашел вот это, — объяснил он. — Нашел одни кусочки под ящиком за папиной машиной. Мой волчок! — Он заливался слезами. — Папа поломал мой волчок.
Вошла Марджи и невозмутимо глядела на эту сцену, прижимая свой синий волчок к груди.
— Но ты же играл им сегодня утром! — сказала я. — Твой ведь был красный, правда? Ты же запускал его.
— Я синий запускал, — ответил он сквозь слезы. — А потом нашел свой, весь изломанный. Это папа его изломал.
Дженни стала кормить детей, и Джефф мгновенно успокоился.
Случай этот нисколько не опечалил Дженни, но позже она сказала мне:
— А все-таки Саймон напрасно скрыл от меня, что не сумел наладить игрушку. Ну что поделаешь, если все мужчины одинаковы? Они ужасно самолюбивы, эти мужчины.
Как я говорила уже, совсем не просто уличать пятилетнего ребенка. А тем более перед его матерью.
Дженни предусмотрительно положила разрозненные части обратно в ящик за гаражом. И через семь лет, покрытые ржавчиной, они лежали там в неприкосновенности, среди прочего
— А то бедняжка Джефф опять будет плакать, — сказала она мне. — Забудем лучше об этих волчках. И Саймону незачем знать, что его секрет для меня уже не секрет, — добавила она со смешком.
Вероятно, больше в доме о волчках не вспоминали. А если бы и вспомнили, Дженни, без сомнения, нашла бы способ замять неприятный разговор. Нежная, любящая чета; они вызывали к себе невольное расположение; только вот о детях их этого не скажешь.
В скором времени я на несколько лет уехала за границу, и поначалу мы с Дженни переписывались от случая к случаю, но переписывались мы все реже и наконец перестали вовсе. Приблизительно через год после возвращения в Лондон я встретила Дженни на Бейкер-стрит. Мысли ее были поглощены детьми, им уже минуло двенадцать, оба выдержали конкурсные испытания и с осени поступали в закрытые школы.
— Приезжай повидать их до конца каникул, — сказала она. — Мы с Саймоном часто тебя вспоминаем.
Я рада была вновь услышать приветливый голос Дженни.
В августе я приехала к ним на несколько дней. С годами, думалось мне, близнецы наверняка оставили свои нелепые причуды, и я оказалась права. Вместе с Дженни они встретили меня на станции. Теперь они заметно образумились, присмирели; оба были по-прежнему необыкновенно красивы. Для своих лет эти ребятишки отличались редкой невозмутимостью. Прекрасно воспитанные, подобно самой Дженни в их возрасте, они отнюдь не были застенчивы, как она.
Когда мы добрались до дома, Саймон подрезал ветки в саду.
— А вы все такая же, — приветствовал он меня. — Разве только слегка похудели. Рад видеть вас в добром здравии.
Дженни пошла накрывать стол к чаю. Здесь она была в своей стихии и даже как будто не переменилась ничуть; привычки ее тоже нисколько не переменились за те семь лет, что я не приезжала сюда.
Близнецы стали болтать между собой о школьных делах, а Саймон тщетно пытался выудить из меня сведения о численности населения иностранных городов, где я побывала. Как только Дженни вернулась, Саймон вскочил и пошел умываться.
— Право, Саймон напрасно это сказал, — заметила Дженни после его ухода. — По-моему, он вполне мог бы воздержаться, но ты же знаешь, как бестактны мужчины.
— А что он такого сказал? — удивилась я.
— Что ты исхудала и вид у тебя больной, — ответила Дженни.
— Помилуй, я поняла его совсем не так! — возразила я.
— В самом деле? — отозвалась Дженни с многозначительной улыбкой. — С твоей стороны это очень великодушно.
— Скажите пожалуйста, исхудала, иссохла! — сказала Дженни и принялась разливать чай, а близнецы помалкивали, раскладывая бутерброды.