Близняшки от босса. Сердце пополам

— Ты утверждаешь, что я стал донором для твоего ребенка?

Вадим надвигается на меня, словно цунами, заставляет отступить и упереться спиной в стену.

— Нет, не совсем так…

Делаю глубокий вдох. Нос щекочет пряный аромат парфюма, к которому я привыкла за все время рядом с Вадимом. Я не могу больше жить на два дома. Пора разобраться во всем.

— То есть я, владелец крупнейшего международного медиахолдинга, два года назад сдал… кхм… свой биоматериал в клинике для твоего ЭКО? — тянет

скептически. — Зачем это мне? Подзаработать хотел? Был у меня кризис в бизнесе, но не настолько, — смеется раздраженно.

Зажмуриваюсь и сжимаю руки в кулаки. Я и не ожидала, что он сразу поверит. Но мне не до смеха.

Сердце режет. Ровно пополам.

— Позволь мне объяснить, — пытаюсь достучаться до этого циничного робота. — Я не знаю, как это произошло. Но да. Почти два года назад мы с бывшим мужем сделали ЭКО от донора. Я забеременела близняшками. Но потеряла одного ребенка при родах. Мне так сказали тогда, но…

— Я сочувствую твоему горю, но не имею к этому никакого отношения, — стальным тоном чеканит Вадим, без грамма так называемого «сочувствия». — Или это новый способ на меня ребенка своего повесить? Плюс сто за оригинальность, — и пару раз в ладоши хлопает. Аплодирует издевательски.

В этом весь Вадим Шторм. Холодный, бесчувственный, сметающий все на своем пути.

Сложно устоять перед разбушевавшейся стихией, но я должна постараться.

— Наоборот, — стараюсь подавить эмоции, чтобы общаться с ним на равных. С истеричкой он даже говорить не станет. — Не повесить, — смело смотрю в его огненно-карамельные глаза, которые вижу перед собой каждый божий день, когда обнимаю и целую мою малышку. — Я хочу вернуть свою дочь.

Секунда — и я оказываюсь заключенной в кольце его рук. Вадим упирается в стену кулаками по обе стороны от меня. И, кажется, он вот-вот продавит своей яростной силой тонкую перегородку между комнатами.

— Не шути так, — прищуривается угрожающе. — Алину выносила и родила моя жена. Я был рядом все это время. Слишком дорого мне досталась МОЯ дочь! А то, что ты говоришь, полный бред!

— Но ее настоящая мать — я! — фыркаю ему в лицо, потому что терять больше нечего. — И дома ее ждет сестра-близняшка. Рита. Они обе — наши с тобой дети…

— Убирайся, — цедит Вадим и отталкивается от стены, увеличивая расстояние между нами. — Охрана выведет тебя и больше не впустит в этот дом. Рискнешь похитить Алю — и я отправлю тебя за решетку.

Делает шаг назад. И еще. Разворачивается и идет к входной двери, чтобы прогнать меня.

Но я не могу его отпустить просто так. Погибну, если потеряю свою малышку во второй раз.

Год кромешного ада. Жалкое существование с половинкой кровоточащего сердца в груди. Слабые попытки собрать себя по осколкам…

И вот теперь, когда появились проблески надежды, Вадим решил обрубить все одним махом? И даже выяснять не будет? Где же его пресловутый журналистский нюх? Где профессиональная хватка? Где зов крови, в конце концов?

Ведь он — отец обеих малышек. Сомнений нет. Слишком они похожи на него.

Стираю слезы со щек и наполняюсь решимостью.

Ради наших детей…

Я не собираюсь сдаваться!

— Алю, как и Риту, родила я! — кричу в его широкую спину. — И я докажу тебе это! — Вадим оборачивается.

Дрожащими руками вытаскиваю телефон из кармана, нахожу в памяти нужные файлы. Запускаю и на вытянутой руке выставляю перед ним.

— Смотри!

Вадим бросает взгляд на экран — и уже не может отвести. Будто загипнотизированный, изучает его. Внимательно, недоуменно. С каждой секундой становится все мрачнее.

— Что за…

За несколько месяцев до событий пролога

Снежана

— С Днем рожденья тебя, — напеваю на американский манер.

Беру мою малышку на руки, утыкаюсь носом в темную макушку, вдыхаю сладкий запах молочка и детского шампуня. Несу дочь на кухню и усаживаю в специальный высокий стульчик.

— С Днем рожденья тебя, — чмокаю ее в крохотный носик-кнопочку и улыбаюсь.

Раскрываю красивую коробку из службы доставки лучшей кондитерской города. Достаю два кексика, украшенных шапками из взбитых сливок. По кухне разносится аромат ванили.

Распечатываю праздничные свечи: розовые, вылитые в виде цифры «1».

Их тоже две…

— С Днем рождени-ия… — вставляю свечи в кексы, поджигаю. — Ри-ита, — придвигаю один к ней, наблюдая, как она воодушевленно глазки округляет. Не выдерживаю и наклоняюсь к кукольному личику. — Моя сладенькая, любимая Ритка-Маргаритка! — провожу своим носом по ее, нежно треплю пухлые щечки.

Дочка заходится звонким смехом, и я невольно тоже хихикаю. Сердце заполняется теплом и даже… радостью. Но только наполовину. Целым оно не станет никогда.

Вздохнув, ставлю блюдце со вторым кексом на другой стороне стола, напротив пустого стула. Который никто не займет.

— Ма-а-а, — зовет меня Рита, в очередной раз отвлекая от боли. Ниточка, которая держит меня здесь. Крепко.

Смаргиваю внезапно проступившие слезы, растягиваю губы в улыбке — и только потом поворачиваюсь к дочке. Нельзя, чтобы она видела меня разбитой. Хотя, думаю, Рита и так все чувствует, несмотря на возраст.

Один годик.

Наш первый день рождения.

— Так, загадывай желание и задувай свечу! — объясняю малышке, а она лишь ресничками хлопает и ручку к кексу тянет. Слежу, чтобы не обожглась о пламя.

Прикрываю глаза на секунду. Загадываю Рите здоровья и счастливой жизни.

— Нужно сделать вот так, — дую в пустоту, показывая дочке. — Попробуешь?

Любуюсь моей маленькой красавицей, завороженно смотрю, как в ее глазах переливается карамель, играет оранжевыми всполохами. Невероятный цвет. Впервые такой у нее увидела.