Близость максимум

Снатёнкова Алёна

Она одна такая. Одна, кому я все позволяю. Для которой, готов в лепешку расшибиться. Потом встать, отряхнуться, и если ее понравилось, повторить трюк.

Я когда узнал, что через пару часов заберу свою студию назад, а Карлу отправлю куда-нибудь, то хотел Нике позвонить. С собой ее взять, чтобы и она на это представление посмотрела. А потом передумал. незачем ей это все. Не такая она. Не поймет мести. До безумства добрая. Я как представил, каким сволочью я в ее глазах буду, так и присел на месте. Ну их на хрен, эти показательные казни.

По-тихому сам разберусь, а потом домой приеду, закину Нику в багажник, и отвезу в свое место. Покажу пару картин, которые мама рисовала, когда мы с Ольгой мелкими были. Впущу ее и в этот свой уголок. С радостью впущу. С облегчением.

Хватаю телефон в руки, чтобы номер ее набрать, как он тут же сам оживает, и на экране номер клиники, в которой сестра лежит.

Какого хрена?

Ведь сказал же, чтобы мне больше не звонили.

Сама пусть разбирается.

Сбрасываю номер, но они продолжают названивать. Бросаю телефон на сиденье, а сам выруливаю машину, направляясь к месту, где Карла договорилась встретиться с подставным покупателем. Не смогу я пропустить это зрелище. Как только будет поставлена последняя подпись, появляюсь там, и лично выведу мартышку на воздух.

Телефон снова подает сигнал. Мысленно, кидаю гранату в чертову клинику, а когда краем глаза смотрю на дисплей, то резко нажимаю на тормоз.

Звонок не из клиники.

Совершенно другой номер.

Записанный в телефонной книжке, но точно неожиданный.

«Сестра-квартира».

Она мне с него и не звонила никогда. Я цифры эти сам вбил так, на всякий случай.

А тут…

Она ж в клинике. Какого хрена звонок идет с ее квартиры?

Смешанное чувство тревоги и интереса побеждают.

— Ты счастлив, братец? — Голос Ольги такой тихий, что мне приходится вдавливать трубку в ухо.

— Какого черта ты не в клиники? — Злюсь, поэтому кричу. Не, Вы меня поймите, не так просто выбросить родного человека из сердца. Она сестра, родная сестра. Сложно в один момент прекратить волноваться за нее. Даже если она собственнолично всадила нож в задницу.

— Ты рад, что он меня бросил. — сказала она с небольшой паузой.

А я по голосу этому еле слышному, чувствовал, будто что-то не так. Она не была пьяной, или обдолбанной, другое. Понять не мог, что именно происходит.

— Оль, — Спокойно начал я, разворачивая машину. Надо ехать. Ехать к сестре. Срочно. — Ты почему в квартире?

Стоп.

Звонили из клиники.

Ладонью треснул себя по лбу, прислушиваясь к телефону.

— Оля, я уже еду. Никуда не уходи. Жди меня. Приеду, мы поговорим.

— Ты не успеешь. — Мороз по коже, и я выдавливаю максимальную скорость.

— Егор, прости меня. Пожалуйста, прости.

— Оляяяя…

— Но ты должен знать. Юра к ней ушел. К твари твоей. — Тишина, и тихий стон. — Она специально за ним приехала. Вернуть хотела. Вернула.

Сказать, что я охренел от услышанного, значит, ничего не сказать.

Я старался не обращать на эти слова

внимания, пытаясь хоть как-то разговорить сестру.

— Что ты сделала?

— Я не смогу без него. Жить не хочу, зная, что он к ней вернулся. Не приезжай ко мне. Мне уже ничего не поможет. Найди их. Я хочу, чтобы они сдохли. — Секундная пауза, и хриплый кашель. — Прости меня. Я очень много принесла бед тебе.

И тишина.

Снова и снова набирал ее номер, пока гнал к квартире. Гудки. Одни лишь гудки. Трубку никто не поднимал, но и не сбрасывал.

Не зная, что вообще происходит, но понимая, что ничего хорошего, позвонил в скорую, и назвал адрес сестры.

Господи, только бы успеть. Только бы успеть.

Огонек надежды, что сестра с собой ничего не сделает, угас, когда я залетел в квартиру. Она лежала на полу, а вокруг нее, пустой тюбик из-под таблеток и стакан воды. Она выпила. Не знаю сколько, но этого хватило, чтобы Оля потеряла сознание. Пульс еле прощупывался. На секунду, когда я чуть не сошел с ума, она открыла глаза:

— Они во всем виноваты.

И все.

И тишина.

Я никогда не плакал. Даже на похоронах родителей, я стойко все выдержал. Сейчас, глядя на то, как доктора забирают сестру, мои глаза жгли слезы. Они оставляли кровавую дорожку на лице. Они оставляли за собой след.

Ее забрали, а я не мог пошевелиться. Сидел на полу, и как псих, смотрел в одну точку.

В голове всплыли ее слова: «Она специально за ним приехала. Вернуть хотела. Вернула».

Не могла. Не могла белка так сделать.

Домой гнал, как волк раненый. Не для того, чтобы вытрясти правду. Нет. Я убедиться хотел, что Ника дома, меня ждет. Что она не уехала никуда с Озериным. Она сидит на диване и рвет на себе волосы, из-за того, что я пропал.

Всю дорогу вдалбливал в себя эту версию.

А когда открыл дверь квартиры, увидел то, чего видеть не хотелось. Не был готов к такому. Белка стояла с дорожной сумкой в руках. Уходить собиралась. Кажется, я вовремя успел вернуться. Кажется, что так меня еще никто не убивал.

Ника.

Я у двери уже была, когда Егор вернулся. Знаете, меня такое облегчение накрыло, что я еле на ногах устояла.

Хотела кинуться к нему, и все рассказать, но он меня взглядом к стенке прибил. В глазах злость такая, такое отвращение. А я стою, и сказать ничего не могу. Мне плохо. У меня рот не открывается. Все тело занемело.

— И даже не попрощаешься? — Могильным голосом, сказал Егор.

У меня не было ни одного ответа, на вопрос, что происходит.

— Что?

— Вещи собрала. Что, у любимого на новые денег нет?

— Егор, о чем ты?

Решаюсь и делаю шаг навстречу. Он выхватывает сумку из моих рук, и с силой швыряет ее в стенку. Хватает меня за горло, и взглядом убивает. Кулаком бьет возле моего уха, и резко отталкивается.

— Я ведь тебе поверил. Сука, я твоей правде поверил. — Крик оглушает.