Блокада. Книга 5
Шрифт:
Жданов на мгновение умолк, потом слегка подался вперед над столом и заговорил снова:
— До сих пор я, как и товарищ Говоров, обращался к вам как к кадровым командирам Красной Армии. Сейчас я хочу обратиться к вам от имени нашей большевистской партии, от ее Ленинградской организации. В жизни каждого коммуниста — а мы здесь все коммунисты, партийные и беспартийные, — бывают особые моменты, когда проверяются их души, их сердца. Сейчас наступает такой особый момент в нашей жизни. Прорыв блокады — это не просто военная операция. Это наш долг перед Ленинградом, памятью великого вождя, имя которого носит наш город, перед всем советским народом. Сумеем же
Жданов снова умолк.
В блиндаже было так тихо, что Звягинцев даже слышал его шумное, частое дыхание.
Взяв со стола листок бумаги, Жданов сказал:
— Товарищи! Оглашаю обращение Военного совета к войскам Ленинградского фронта.
В ту же минуту все в едином движении поднялись со своих мест.
— «…Войскам шестьдесят седьмой армии, — читал Жданов, — приказано перейти в решительное наступление, разгромить противостоящую группировку противника и выйти на соединение с войсками Волховского фронта, идущими с боями к нам навстречу, и тем самым разбить осаду города Ленинграда.
Военный совет уверен, что войска шестьдесят седьмой армии с честью и умением выполнят свой долг перед Родиной…»
Жданов сделал паузу, на мгновение опустил бумагу, вглядываясь в обращенные к нему лица, потом снова поднес листок к глазам и еще громче прочел:
— «Дерзайте в бою, равняйтесь только по передним, проявляйте инициативу, хитрость, сноровку!
Слава храбрым и отважным воинам, не знающим страха в борьбе!
Смело идите в бой, товарищи! Помните: вам вверены жизнь и свобода Ленинграда!
Пусть победа над врагом овеет неувядаемой славой ваши боевые знамена!
Пусть воссоединится со всей страной освобожденный от вражеской осады Ленинград!
В бой, в беспощадный бой с врагом, мужественные воины!..»
Жданов положил бумагу на стол.
«Ура!» — захотелось крикнуть Звягинцеву, но он вовремя сдержался. Взглянул на Малинникова. Полковник и не заметил его порыва: так же как и остальные, он внимательно следил за каждым словом, каждым движением Жданова.
— Садитесь, товарищи, — сказал Жданов и сам сел на стул. — Это обращение, — уже обычным своим голосом продолжал он, показывая напечатанный на машинке текст, — в течение сегодняшнего вечера и ночи будет зачитываться в войсках шестьдесят седьмой армии. Я обращаюсь к присутствующим здесь замполитам дивизий, ко всем политработникам. Приказ должен знать каждый боец. И еще. В частях выступают работники обкома и горкома партии, а также наши старые большевики, кадровые рабочие ленинградских заводов, участники гражданской войны: мы направили в качестве агитаторов уже несколько сотен таких товарищей. Здесь же находятся и начальник политуправления товарищ Кулик с большой группой армейских политработников, редактор фронтовой газеты товарищ Гордон со своими журналистами. Все они будут находиться в войсках и сегодня ночью. Окажите им помощь и содействие — сделайте так, чтобы их услышали как можно больше бойцов.
И, обернувшись к Говорову, сказал:
— У меня все, Леонид Александрович.
Говоров вопросительно посмотрел на Ворошилова и, увидев его согласный кивок, сказал:
— Совещание окончено, товарищи. Командирам отбыть в свои части.
…Звягинцев отошел в сторону и прислонился к деревянной стенке, чтобы не мешать выходящим из блиндажа. Он не знал, что ему делать. Маршал попросил его остаться после совещания, но идти к столу, у которого Ворошилов беседовал о чем-то со Ждановым, Говоровым и Духановым, Звягинцеву
Поэтому Звягинцев в нерешительности переминался с ноги на ногу.
…Прошло почти полтора года с тех пор, как он недалеко от Лужского рубежа встретился на дороге с Ворошиловым. Тогда у них произошел тот памятный разговор…
С тех пор Звягинцев не видел маршала.
— Буду ждать в машине, — вполголоса сказал ему Малинников, делая шаг к двери.
— Погоди! — чуть ли не умоляюще попросил Звягинцев.
— Это зачем? — буркнул Малинников. — Мне не приказывали ждать.
Звягинцев остался один. Один, если не считать стоявших у стола к нему спиной высших командиров. «Сейчас уйду! — мысленно сказал себе Звягинцев. — В конце концов, маршал, попросив меня задержаться, не придал этому особого значения и наверняка уже забыл обо мне. Не выполнить приказ, отданный в столь неофициальной форме, лучше, чем навязывать себя маршалу. Подожду еще минуту. Если не обернется, уйду».
В этот момент Ворошилов неожиданно повернул голову к двери и увидел Звягинцева.
— Ну давай, давай сюда, подполковник, — позвал его Ворошилов. По всему было видно, что он в хорошем настроении.
Звягинцев попытался было подойти четким строевым шагом, но в валенках, да еще с ощущением, будто к ногам привесили гири, сделать это было очень трудно. Остановился метрах в трех от повернувшихся к нему Духанова, Говорова, Жданова и Ворошилова. Проклиная себя за то, что полез со своим неуместным вопросом, Звягинцев вытянулся, прижал к корпусу руки и, обращаясь к Ворошилову, как к самому старшему по званию, глухим голосом скорее пробормотал, чем проговорил:
— Товарищ Маршал Советского Союза! Подполковник Звягинцев по вашему приказанию…
Он запнулся, потому что не знал, что уместнее сказать: «прибыл» или «явился», поскольку ни то, ни другое слово не подходило к сложившейся ситуации, умолк.
— Не смущайся, подполковник! — приветливо проговорил Ворошилов и, обращаясь к Жданову, пояснил: — А ты знаешь, Андрей, как вот этот самый подполковник с кремлевской трибуны речь держал? Сразу после финской войны это было. Совещание военное товарищ Сталин собирал. Ну, сказать по совести, некоторые наши Суворовы малость в шапкозакидательство на совещании ударились. А он… прости, забыл, как твоя фамилия?
— Звягинцев, товарищ маршал, — напомнил подполковник и вдруг подумал: «Про Кремль вспомнил. А про ту встречу под Лугой, наверное, забыл».
— А ведь я вас, товарищ Звягинцев, тоже знаю, — неожиданно сказал Жданов, — ведь это вы мне рассказывали, как отдел инженерных войск собирается строить лужскую оборону, верно?
Хотя Жданов был членом Военного совета фронта и имел генеральское звание, он в своей манере обращения оставался прежде всего партийным деятелем, никогда не употребляя ни «чинов», ни слова «докладывайте».
— Я, Андрей Александрович, — ответил Звягинцев. Он уже чувствовал себя уверенней и спокойней.
— А все же с вопросами, когда все ясно, вылезать, товарищ подполковник, не следует, — строго заметил Говоров. — Разве командующий армией не поставил задачу вашему УРу? — И он, нахмурившись, перевел взгляд на Духанова.
— Поставил, товарищ генерал, — быстро, чтобы ответить раньше Духанова, сказал Звягинцев. — Задача УРа ясна.
— Так в чем же дело? — все так же строго вновь спросил Говоров, как бы давая понять, что «высокие связи» этого командира не дают ему никаких особых прав и никакой разболтанности он, командующий фронтом, не потерпит. — Повторите свою задачу!