Блокада. Книга 5
Шрифт:
…Королев сделал паузу и уже тише добавил:
— Вот, товарищи, что писал двадцать два года назад политотдел нашей шестой стрелковой дивизии накануне решающих боев с Юденичем. Сегодняшнее обращение Военного совета фронта вы только что прослушали. Разница, конечно, есть, другое время, другие задачи. Но смысл один: все на разгром врага! Смерть немецким оккупантам! Слава героям будущих боев!
…Раздалось громкое «ура»… И Королев, подхваченный множеством рук, слез с танковой брони.
Звягинцев быстро
— Иван Максимович! Неужели ты?..
Заметив вдруг возникшего командира, бойцы расступились, а увидя, что командир этот идет с широко раскинутыми руками к агитатору, стали расходиться, чтобы не мешать встрече старых, судя по всему, знакомых.
— Максимыч, дорогой! — сжимая в объятиях Королева, говорил Звягинцев. — Каким образом ты здесь оказался?
— А я, друг ты мой золотой, всегда где надо оказываюсь, — с усмешкой ответил Королев. — Разве без меня какое важное дело обойтись может? А ты что же, выходит, здесь служишь?
— Здесь, здесь! — подтвердил Звягинцев. — А ты-то какими судьбами? — снова спросил он, но тут же, вспомнив слова Жданова, сказал: — Впрочем, знаю, агитировать приехал, верно?
— Агитировать одними словами я не привык. Ты здесь служишь? И я тоже.
— Служишь? — в недоумении воскликнул Звягинцев.
— А ты как думал?
— Но в качестве кого?
— Кого-кого! До генерала, видишь, не дослужился, да и тебе еще до маршала далеко. Впрочем, гляжу, ты уже подполковником стал, третью шпалу прицепил. С полевой танкоремонтной базой я здесь. Километрах в пяти отсюда стоим.
Мгновенно Звягинцеву все стало ясно. Он несколько дней назад на совещании в штабе армии слышал, что для восстановления танков, которые будут подбиты в предстоящих боях, сюда прибывают ремонтные базы.
— Ты что же… — с затаенной завистью спросил Звягинцев, — на ту сторону с войсками пойдешь?
— Нет, туда не пойду — стар, говорят. Да ведь не я один из кировцев на базе нахожусь… — Внезапно Королев умолк, точно вспомнив о чем-то, и, нахмурившись, спросил: — Ты что же, сукин сын, Верке о себе знать не даешь?
Звягинцев отшатнулся от Королева. Наконец проговорил:
— Я… Вере? Разве…
И вдруг крикнул так, точно боялся, что стоящий рядом Королев его не услышит:
— Значит, Вера жива? Где она? Где?! Ведь я…
И он сбивчиво, глотая слова от волнения, стал рассказывать Королеву, как увидел развалины госпиталя, как, уверенный, что Вера погибла, не решался сказать об этом ему, Королеву, как старался отыскать ее след и как, наконец, напал на этот смутный, едва различимый след с помощью Васнецова… И все же до сих пор не был убежден, что Вера жива…
— Жива она, Верка! — сказал Королев, когда Звягинцев наконец умолк. — Письмо месяца три тому назад прислала. Пишет, что долго в госпитале пролежала
— На Волховском? — удивился Звягинцев. — Откуда ты-то об этом знаешь?
— Э-э, дорогой, долгая история. От брата знаю, от Павла. Он ведь теперь тоже на Волховском служит…
— Да, да, — поспешно подтвердил Звягинцев, — но где же ты видел его?
— Приезжал Павлуха сюда. Ненадолго. Дня на три. А меня все же повидал. Словом, разыскала Верка его, как из госпиталя выписалась; видимо, и госпиталь-то тот где-то в волховском тылу расположен. Короче, помог ей Павлуха. В кадрах она теперь, в санбате какой-то дивизии.
— Но неужели… неужели… — бормотал ошеломленный всем услышанным Звягинцев, — неужели она не могла дать мне знать… И ты, Иван Максимович, тоже хорош…
— Подумай, что говоришь, Алешка! Куда она тебе могла дать знать? Когда я от нее письмо получил, тебя на заводе уж и в помине не было. И где ты обитался, я и понятия не имел. Думал, если поблизости служишь, то хоть выберешь время на завод заскочить…
— Но, Иван Максимович, я ведь потому и на завод не приходил, что боялся…
— От горя меня оберегал? Что ж, Алешка, спасибо. Только у меня уж давно вместо сердца… подошва. Иссушила жизнь… А потом, я себе зарок дал: до победы выдержать… А сейчас я тебе подарок сделаю…
И он расстегнул пальто, под которым обнаружился перепоясанный армейским ремнем ватник, полез куда-то во внутренний карман, долго копался там и наконец вытащил сложенный треугольником листок бумаги.
— На, держи Веркино письмо. Тут и о тебе сказано…
Звягинцев выхватил из пальцев Королева треугольник.
— А ты… значит, завтра в бой? — спросил Королев и, так как Звягинцев продолжал молчать, сказал с усмешкой: — Ладно, не темни, подполковник. Приказ слышал.
— Не темню я, Иван Максимович, — сжимая в руке письмо, ответил Звягинцев. — Только в бой мне не идти. Тыл должен обеспечивать, служба моя такая…
— Значит, вроде моей? Хнычешь? А зря. Это у тебя от… ну, от самолюбия повышенного, что ли… Победа, знать должен, она не только теми, кто в атаку идет, добывается…
— Агитируешь?
— Мне на тебя времени не хватает агитацией заниматься. Хотя, гляжу, ты простых истин до сих пор еще не усвоил… Ладно, прощай, понимаю: не терпится тебе письмо прочесть.
Внезапно старик притянул Звягинцева к себе и дотронулся щекой до его щеки. Потом слегка оттолкнул и сказал:
— Целоваться разучился. Давно. Ну, Алешка… бывай. До победы! — Повернулся и стал быстро взбираться по склону оврага.
Проводив взглядом Королева, Звягинцев торопливо развернул письмо.