Блокада
Шрифт:
— Мы все сошли с ума, — смахнул со лба пот Коркин. — Вы считаете, что она думает? Она думает как человек? Она выбирает? Что меня ждет там?
— Каждого ждет что-то свое, — ответила Яни-Ра, — Меня, к примеру, окатила звериная ненависть.
— Ну это я переживу, — пробормотал Коркин, не сводя глаз с Ярки. — Пусть ненавидит — лишь бы не прикусывала.
— Не трусь, Яр, — сказали губы недотроги, и Коркин шагнул.
Над ним смеялись. Он не слышал хохота, не слышал никаких звуков, но чувствовал смех. И это не был смех человека — это был просто смех. Издевательский, презрительный, уничтожающий хохот. В памяти сразу всплыло давнее:
Он вывалился из пленки, словно получил пинок пониже спины. И сразу потянулся рукавом к лицу, чтобы вытереть плевки, которые должны были стекать со лба, с глаз, со щек. Но лицо оказалось сухим.
Перед ним высилась Бирту. Не крепость — обычное здание, разве только окна в его стенах были узки, да и само здание торчало тяжелым серым бруском. Местами его окружал забор, но большая часть ограждения была уничтожена.
Коркин оглянулся. Весь отряд стоял вдоль невидимой ЛИЦЦР. Скорняк помахал руками, но его никто не заметил. Следующим через пленку стал протискиваться Рук. Он прижал уши, вытянул шею, на мгновение обратился в мутное пятно и вывалился через секунду под ноги Коркину, как будто вылез из тесной норы.
— Я здесь, приятель, — наклонился почесать шею ящеру скорняк, поднял глаза и замер: через пленку проходило чудовище. Его голова и плечи обратились горбом, ноги изогнулись, вместо рук повисли костяные клинки.
— Ярка! — оторопел Коркин.
— Ты что? — Она подбежала, обняла скорняка за согнутую спину, за безвольные руки, — Ты что?
— Вот. — Он ткнул вперед пальцем, затрясся, захрипел, глотая слезы мгновенного облегчения.
Через пленку проходило еще одно чудовище. Рашпик. И еще одно. Филя. И еще. Пустой. Лента. Яни-Ра. Кобба. Рени-Ка.
— Ну, — с подозрением спросил Рени-Ка. — Что на этот раз?
— Тарану, — пожала плечами Яни-Ра, — В первый раз. Но бывало всякое. То обнаженные тела, то скрюченные старостью старики, то крохотные младенцы. Звери. Переродки. Разное.
— И там, внутри пленки, тоже было одно у всех? — спросил Коркин.
— Поспрашивай каждого, поинтересуйся, но вряд ли тебе захотят рассказать, — неопределенно вздохнул Рени-Ка, — Пошли. Больше сюрпризов не будет. Временные помещения для персонала не сохранились — они были из недолговечного пластика, их обрывки сейчас по всему сектору. Осталось только это. Мы тут ни к чему не прикасались. Сейчас и вы насладитесь гением технической мысли аху.
— Эй! — предостерег Кобба. — Тут все заминировано!
— Было когда-то, — не согласился Рени-Ка и пошел к зданию. Рук вперевалочку поплелся за светлым.
— Что там было у тебя? — спросил Коркин у Ярки.
— Презрение, — ответила недотрога. — Не так, как бывает на первой пленке. Там оно растет изнутри. А тут словно кто-то испражняется на тебя.
— Подожди, — постарался улыбнуться Коркин. — Мы еще сами… Мы ему покажем. Или убежим.
— Покажем, — с улыбкой согласилась Ярка, — Покажем и убежим. Чтобы не догнал и не отнял.
Сказала и обняла Коркина, прижалась к нему настолько крепко, насколько хватило сил.
— Ну вот, — пробурчал недовольно Рашпик, — Хорошо, но мне такая девушка не подойдет. Мне рукастая нужна. А то ведь не обхватит!
Отряд потянулся к зданию. Пустой придержал за руку Ленту. Придержал так, словно хотел что-то сказать, но сказать не смог. Лента вдруг рассмеялась, разом сбрасывая напряжение, и сделала
— Думаешь о том, что здесь делал твой отец, механик?
— И об этом тоже, — с сожалением вздохнул Пустой, когда девчонка отстранилась от него, — Смотрю на здание. Запоминаю расположение окон. Дверей. Впрочем, Рени-Ка сказал, что двери наружу одни, и они перед нами. Подвальных помещений нет, коммуникаций нет. Они проверяли. С противоположной и с боковых сторон нет и окон.
Выхода на крышу тоже нет. С этой стороны окон двенадцать. И вот что мне кажется. Непохоже это здание на крепость. Уж точно на такую крепость, которую можно было бы оборонять хотя бы с крыши. Кобба лукавил неоднократно. И я не вижу никаких энергетических установок. Обычно они снаружи. Не вижу световодов. Кабелей. Мне все это не нравится.
— Пошли, — потянула за руку Пустого Лента. — Мне многое не нравится уже много лет. К счастью, кое-что, кажется, мне все-таки нравится.
Это был мир аху. Ничто из того, что предстало перед глазами Коркина, не напоминало ни механизмов, ни интерьеров светлых. Ничего похожего не попадалось скорняку ни внутри, ни снаружи Мороси. Внутренний объем здания не делился ни на помещения, ни на ярусы. На мощном фундаменте вздымались четыре каменных, окованных железом и обвитых узкими лестницами столба, которые уходили к потолку здания словно гигантские деревья аху, и там, в полумраке, начинались их кроны — шестерни, рычаги, колеса, цепи, зубчатые передачи, оси, валы, гири, лебедки, переходы. Местами сумятица механизмов опускалась почти до пола, местами разбегалась в стороны до стен. В центре между столбами были устроены ворота. Они тоже были выкованы из железа и заключены в арку, к которой вели тяжелые рычаги. Барельефы на колоннах арки и на тяжелых створках заставили Коркина содрогнуться. Они изображали если и не Тарану, то его пальцы — костяные клинки.
— Интересно, — пробормотал Пустой в гулкой тишине, заполняемой только дыханием спутников и чуть различимым постукиванием где-то под самым потолком. — Интересно.
Механик опустил взгляд на пол, осмотрелся и обернулся к стене, из которой через двенадцать окон падал на пол дневной свет. И его спутники дружно повторили его движение. Пол, выложенный из тяжелых плит, и стены, облицованные такими же плитами, были покрыты странными письменами, которые напоминали нанизанные на прямую линию узлы.
— Это мудрость аху! — гордо произнес Кобба. — Это мудрость аху, изложенная письменами аху! Вам никогда не постичь ее. Вам никогда не прочесть ни одной строчки, потому что мудрость не может быть простой. Это не примитивный язык светлых или тем более лесовиков.
— Оно работает, — подняла глаза вверх Яни-Ра.
— Я слышу, — кивнул Пустой, — постукивает вхолостую. Маятник в одной из частей механизма не заблокирован. Но это ерунда, ничего не значит. При определенном соотношении передач может стучать десятилетиями… Принцип достаточно простой. Там, там, там и там висят тяжелые гири. У опор — лебедки для их подъема. Основные рычаги где-то вверху. Похоже на часы. Если снять крышку с таймера Коркина, можно увидеть нечто подобное. Но для часов тут все слишком сложно. Кобба, насколько я понимаю, через эти ворота вы собирались выйти за пределы четырехмирия? Как оно работало? Как все это кручение, щелканье и поворачивание прорывало плоть мира?