Блокадные будни одного района Ленинграда
Шрифт:
B. Г. Григорьев, живший в годы блокады напротив парка имени Ленина, в своих воспоминаниях пишет: «У кого были силы, несли труп в парк и клали в одну из щелей-траншей, которые мы летом [1941 г.] готовили для укрытия населения, а теперь они пригодились для захоронения. Была надежда, что потом людей перезахоронят…». По мнению автора, этого не произошло [19] .
C. В. Яров приводит факт, что временные захоронения были в Александровском саду [20] .
19
Григорьев В.Г. 270 дней и ночей.
20
Яров С.В. Жизнь и быт блокадного Ленинграда. С. 170.
Одна из участниц «трудовой повинности по очистке дворов» весны 1942 г. рассказывала (уже в эвакуации), что «трупы весною свозились в детских колясочках и спускались в реки и каналы» [21] .
Я обратился к архивным документам.
В ЦГА СПб, в деле спецчасти исполкома Ленгорсовета «Именные списки на граждан Ленинского района, погибших от артобстрела, бомбежки и голода за период блокады» [22] , на обеих сторонах двухсот четырех листов – 17 989 фамилий, почти все – с именами и отчествами и указанием года рождения. Но отсутствует графа «место проживания» или «прописки».
21
Цит. по: Каргин Д.И. Великое и трагическое. Ленинград. 1941–1942. СПб., 2000. С. 131–132.
22
ЦГА СПб. Ф. 4900. Оп. 2. Д. 5.
В архивной описи домовых книг самая поздняя (например, по Лифляндской улице) датируется 1931 г.
На сегодняшний день основным опубликованным источником сведений является 35-томное издание «Блокада, 1941–1944, Ленинград: Книга памяти» (далее – «Книга памяти»). В ней приведены данные более чем на 630 тысяч человек. Место их проживания указано на момент смерти.
Но даже это издание не дает возможности получить обобщенные данные, сколько всего жильцов данной улицы или такого-то дома скончалось. Я просмотрел все 35 томов [23] .
23
Блокада, 1941–1944, Ленинград: Книга памяти / Правительство Санкт-Петербурга. Т. 1: А (Ааб-Андрианов) / [редкол.: В.Н. Щербаков (предс.) и др.]. СПб.:, 1998. С. 716.
Во-первых, местом проживания ряда умерших указан только административный район города (что указывалось на лицевой стороне выдававшихся свидетельств о смерти), а самые ранние по времени даты смерти относятся к октябрю (а не сентябрю) 1941 г.
Второе. В конце первого тома «Книги памяти» помещен текст «От редакционной коллегии». В нем указывается, в частности, что сведения, достоверность которых сомнительна, обозначены вопросительным знаком в скобках; разрозненные и обрывочные сведения о месте проживания заключены в угловые скобки.
К сожалению, это исполнено применительно не ко всем лицам, показанным в томах «Книги». Для примера, только по одной Лифляндской улице в четырнадцати случаях указаны номера домов, которые на данной улице ни до войны, ни после войны не существовали [24] . По нескольким номерам домов возможны опечатки [25] .
Указать, сколько человек, проживавших на улице Калинина, умерло в годы блокады, объективной возможности также нет. В «Книге памяти» показано 524 человека. Но! До декабря 1956 г. в Ленинграде существовали две улицы Калинина: одна – от Ушаковской улицы до Таракановки, вторая – от Большого проспекта Петроградской стороны до Сытнинской улицы. В издании не приводятся уточнения, к какому району относился тот или иной дом.
24
См., например: Блокада, 1941–1944, Ленинград: Книга памяти. Т. 1. С. 173; Т. 7. С. 330; Т. 8. С. 312; Т. 12. С. 180;. Т. 17. С. 422, 429; Т. 18. С. 267; Т. 19. С. 293; Т. 33. С. 601; Т. 35. С. 391.
25
Там же. Т. 2. С. 134; Т. 8. С. 331.
Некоторые номера домов обеих улиц Калинина накануне войны совпадали.
Тем не менее, допустимо следующее вычисление. Зная, что конечными номерами домов по улице Калинина в Петроградском районе были (до 1956 г.) пятиэтажный № 20 и четырехэтажный № 17, указанные в «Книге памяти» номера строений с № 19 по 59 и № 24 по 58 можно отнести к улице Калинина в бывшей Волынкиной деревне. И не только по «номерному» признаку. Место проживания умершей 13-летней Нины Михайловой обозначено так: «ул. Калинина, д. 40б, барак 18, комн. 416».
В «Книге памяти» по этому дому показаны 87 человек. Последняя зафиксированная дата смерти жильцов – октябрь 1942 г. Либо корпуса дома сгорели, либо – наиболее вероятно – их разобрали на дрова летом-осенью 1942 г. Оставшиеся жители переселись в центральные и северные районы города. И не исключено, что кто-то на улицу Калинина Петроградской стороны.
На протяжении работы над книгой постоянно всплывал вопрос: можно ли было принять еще меры, чтобы снизить смертность в блокадном городе? Да, можно было – и об этом в книге приводятся факты. Так почему же не принимали?
В этой связи приведу мнение доктора исторических наук, профессора В.А. Иванова. Почти двадцать лет назад была издана его монография, основой которой явился громадный массив ранее недоступных гражданским лицам архивных документов [26] . К этому исследованию я буду неоднократно обращаться в своей книге. Здесь же – об ином. Выводы и обобщения автора вплотную подводят к ответу на «вечный вопрос» отечественных историков: почему это произошло? Как стало это возможным?
26
Иванов В.А. Миссия Ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб., 1997.
По мнению В.А. Иванова, «для ленинградцев и жителей региона война стала очередной драмой в их и без того полной лишений жизни. Спровоцированная политикой недальновидных властей, она аккумулировала в себе всю свирепую практику аппаратного принуждения россиян. <…> Неслыханный голод и гигантская смертность среди ленинградцев выступали, видимо, разменной монетой в идеологической аргументации самой сущности фашизма сталинским режимом: чем больше умрет ленинградцев, тем преступнее будет выглядеть германский фашизм в глазах советского общества и народов Запада» [27] .
27
Там же. С. 241.
В книге – в связи с рассмотрением вопросов по избранной теме – приведены примеры слов и дел руководителей Ленинграда, партийных и советских. И читатель, знакомясь с теми или иными фактами, не один раз, верно, задаст вопрос: а они что, настолько были оторваны от реальности? Откуда эти тщеславие, самоуверенность, цинизм, непрофессионализм (а то и просто чиновничья дурь) и т. д.? С каких смольнинских или мариинских потолков они брали те или иные цифры, «итого по плану»?