Блокадные будни одного района Ленинграда
Шрифт:
Известно, что по жизни они были людьми в своем кругу общительными, любящими и заботливыми мужьями и воспитателями своих детей, увлекавшимися (в свободное время) чтением классической литературы и отдыхом на природе, народной музыкой, а одного из них даже называли «вторым Луначарским» [28] …
Те, кто уже написал или пишут о руководстве (людях и их делах) Ленинграда блокадной поры, часто не акцентируют внимание на том, что все они были люди тоталитарного государства, системы и, соответственно, носителями тоталитарного сознания [29] .
28
Сидоровский Л. Кузнецов. Пламенный большевик – глазами родных, близких, соратников, строками документов // Смена. 1988. 13 янв.
29
Либо
Какие последствия это имело, было, что называется, «разложено по полочкам» (для широкого читателя) почти двадцать лет назад [30] .
Напомню, внося краткие уточнения.
Сущность тоталитарных систем – культ власти, мистификация всех властных функций. Без вмешательства, руководства и контроля власти ничто в мире не происходит. Овощи и зелень на блокадных ленинградских огородах, в конечном счете, не выросли бы, если бы не (цитата) «заслуга в этом политорганизаторов, они организовывали массы и сплачивали их» [31] .
30
См.: Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей: Психология политического сознания // Нева. 1989. С. 156–179.
31
ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 341. Л. 7 об.
«В условиях тоталитарного режима власть оказывается сверхценностью – ценностью абсолютного, высшего порядка. Кто имеет власть – имеет все <…> Все, чего может достичь человек, он достигает, получая это от власти и в виде власти. <…>
Заботы власти о собственном могуществе <…> превышают пределы разумного. <…> Носителей власти волнуют не столько результаты их деятельности, сколько доказательство ее вездесущности <…> существование же чего-то неконтролируемого или контролируемого лишь отчасти является само по себе оскорблением власти» [32] . Начали в июле 1941 г. при домохозяйствах организовываться «группы самозащиты» – и появились приставленные райкомами к этим группам и домохозяйствам «политорганизаторы», комиссары, заместители по комсомолу и др. Находившиеся на руководящих партийно-советских должностях не понимали, что достижение абсолютного контроля недостижимо, и расходы органов власти на тотальный контроль с удручающей неизменностью превышали потенциальные выгоды от такого контроля.
32
Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей. С. 157.
Власть для партийно-советской номенклатуры была жизнью, и отстранение от власти было равносильно смерти. Любое перемещение вниз по служебной лестнице означало падение жизненного уровня и самоуважения.
Но представители номенклатуры не были властолюбцами. Они сочетали отсутствие собственного стремления к власти со страстной любовью к ней. Так их подбирали и так их воспитывали. И, сформированные властью, они требовали от властной элиты соответствия тоталитарному канону.
Но и сами – подражали. Или старались быть похожими. Районная власть – на городскую («руководимую нашим любимым тов. ЖДАНОВЫМ» – это цитата из 1942 г.). Городская – на кремлевскую. И все вместе – на хозяина Кремля.
И одновременно боготворили. И, как Жданов, испытывали «патологический страх перед Сталиным» [33] .
Уже подчеркивалось, что партийно-советские функционеры были носителями тоталитарного сознании. А оно, в своей сути, с реальностью не связано вовсе. Это первое (и основополагающее). Поэтому, когда читатель встретится с примерами, как, скажем, в декабре 1941 г. городской исполком принял решения об увеличении в городе пунктов индивидуального пошива одежды или об установлении новых розничных цен на девять сортов сыра, поражаться этому не следует.
33
Демидов В., Кутузов В. Последний удар // «Ленинградское дело» / сост. В.И. Демидов, В.А. Кутузов. Л., 1990. С. 49.
Будучи оторванным от реальности, тоталитарное со-знание внутри себя не несет возможности к изменению. Однако возникновение элементов реальности возможно – в условиях войны. Только не любой. «Период войны с белофиннами показал, что можно жить рядом с фронтом и не ощущать войны. Именно такое благодушное настроение царило у нашего народа. Пришлось поставить соответствующие доклады, проводить беседы и рассказывать о примерах зверского отношения фашистов к народам оккупированных [ими] стран…», – вспоминал один из районных политорганизаторов в июле 1942 г. [34] . И не на завершающем, победоносном этапе войны.
34
ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 341. Л. 15 об.
«Центральной характеристикой тоталитарного сознания представляется вера в простоту мира». И модель его одномерна или двухмерна, не более. «Из всех возможных решений тоталитарная власть с завидным постоянством выбирает наихудшие. <…> Критерием выбора, наряду со стремлением еще раз подтвердить величие власти, была ориентация на простой вариант, не превышающий по степени сложности сложность картины мира тех, кто принимает решения. <…> Иллюзия простоты создает и иллюзию всемогущества – любая проблема может быть решена, достаточно лишь отдать верные приказы» [35] .
35
Гозман Л., Эткинд А. Указ. соч. С. 160–161.
А если партийный или советский руководитель (кроме «вождя», разумеется) ошибся?
«Партия поправит».
Немецкий философ Э. Блох, исследуя одну из сторон утопического мышления, подробно остановился на сущности воинствующего оптимизма [36] . Для него, считал автор, «не существует иного места, кроме того, которое отрывает категория „фронт“ (курсив Э. Блоха) [37] . В практике носителей утопического мышления воинствующий оптимизм предстает как состояние. От победы к победе на вечном трудовом «фронте», не иначе. («Догоним и перегоним!» – оттуда же.) В мирное время решения принимали, их выполняли, результат был, формы и методы опробованы – не может не сработать и в военное время. Даже самый тяжелый период блокады – вторая половина декабря 1941 г. – первая декада января 1942 г. – не выветрил из голов партийно-советского руководства подобного оптимизма.
36
Блох Э. Принцип надежды // Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы. М.: Прогресс, 1991. С. 5155. При этом автор соглашается с мыслью К. Маркса, что с помощью воинствующего оптимизма нельзя осуществить абстрактные идеалы (С. 53).
37
Там же. С. 54.
Третье. Непозволительно пребывать в иллюзии, что ленинградские руководители (разных рангов) не знали о голоде, высочайшем уровне смертности, фактах людоедства в блокадном городе. Опубликованные спецсводки органов НКВД подтверждают: знали. Здесь дело в ином. Абсолютная власть, пребывая в непоколебимой уверенности в своем всемогуществе, по логике, принимает и абсолютную ответственность. Партия, взяв на себя роль «вдохновителя и организатора» всего и вся, по идее, должна нести и ответственность за провалы – на хозяйственном ли фронте, или на военном. Так как жесточайший голод и катастрофическая смертность не могут быть следствием непрофессионализма, бездарности, тупости власти, надо считать, что таковых явлений в Ленинграде нет или не было. В противном случае ответственность может лечь и на партию. «Поменьше страданий», – указывал Жданов кинорежиссерам на просмотре отснятых материалов к готовящемуся фильму «Ленинград в борьбе».
«…Чем более замкнут мир тоталитарного режима, тем дольше можно морочить людям голову. Главное – лишить их возможности проверить то, что говорит им вождь, – соотнести это с реальностью. Там, где есть тайна, возможно чудо. Делая тайну из всего, власть делает чудо возможным всюду» [38] . Примеры «планирования чудес» приведены и в предлагаемой книге. Как суммировал свою работу за первый военный год заведующий отделом пропаганды и агитации одного из ленинградских райкомов: «Мы работали и делали много, но с каждым днем [от нас] требовали все больше и больше. Но таково ведь правило большевиков: сделал, отметь и иди дальше, неустанно развивая темпы» [39] . Первичные организации «отмечали» в райкоме. Райкомы «отмечали» в горкоме. И так далее. И завышенные цифры проваленных старых планов становились еще более завышенными в новых.
38
Гозман Л., Эткинд А. Указ. соч. С. 167.
39
ЦГАИПД СПб. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 341. Л. 7 об.