Блокадный ноктюрн

Ивакин Алексей Геннадьевич

Люди, все-таки, уроды. Это моя последняя мысль на сегодняшний день. После этого я залезаю в свой спальник. Под голову кладу пуховик, вывернутый наизнанку. Я лежу крайний у выхода. Оттуда слегка поддувает. Но мне пофиг. Потому как печка — работает, водка — греет, а спальник сшит из термофайбера.

Ах ты, ек-макарек! Носки забыл сменить на ночные, вязанные… Так в обычных хебешных и уснул…

День четвертый.

После завтрака идем нарушать закон. Мать со своими на Гонтовую Липку. Юра туда же. Двух своих бойцов-петеушников с

нами отправил. Посмотреть как матерые работают.

А погода жуткая. Ровно осень — низкие тучи несутся с запада. Такое небо у меня почему-то ассоциируется со сценой из фильма «Александр Невский». Нет. Не из новой поделки, а старого шедевра. Это когда псы-рыцари свиньей атаковали нас.

Ну, псы свое получили, и тучи когда-нибудь закончатся.

Идем по полю в сторону железной дороги и станции «Апраксин бор».

Слева — огромная яма — будто копали экскаватором. Рядом с ямой бомба. ФАБ-500. Только почему-то пустая. В смысле, нет ни тола, ни взрывателя. Только один корпус. Кто ее выкопал? Зачем? Как? И как ее обезвредили? Для меня все это загадка, интереса не представляющая. Ну, нашли. Ну, выкопали. Ну, обезвредили. Ну, так и оставили. Ну и мы — мимо идем.

Некогда нам на всякие железяки любоваться.

Правда, пэтеушники юрины побежали фотографироваться. Да пусть их. Детишки…

Когда-нибудь им это надоест. Мне же надоело!

Юди подходит ко мне и спрашивает:

— Ты чо, срань старая, молчишь?

— Думаю.

— Опять про меня хрень всякую напишешь, сучка бородатая?

— А ты как думал…

— Правильно. Пиши. А то забывается.

А потом ветер и легкий дождь. Слезами на очках.

На поле вышли гуськом. Потому как впереди Васька со Степкой со своими охрененно крутыми мианками. Сколько такие стоят? В смысле аппараты, а не Васька со Степкой. Много такие стоят.

Рублей шестьдесят, наверное. В смысле, шестьдесят тысяч.

Ну…

Понеслась.

Мы идем по полю за парнями, свистящими своими крутыми аппаратами. Идем навстречу ветру, секущему тебя плетьями воды.

Очки, постоянно приходится протирать. Ни черта не видно. В конце концов, снимаю их и прячу в карман пуховика.

Там где Васька или Степка останавливаются и начинают крестить невидимыми щупальцами минака землю — определяя место залегания — кто-то из нас останавливается и начинает копать.

Один, другой, третий…

Минометка, цинк с лентами для «максима», гнутая трехлинейка…

Мне опять достается «семь-шесть», прошедший через ствол. И я опять, пытаясь его выдернуть из земли, влупливаю со всей дури ему по башке — по взрывателю. Почему-то он опять срабатывает. Хорошие у меня ангелы-хранители. Добрые и сильные. Сильные — это точно. Гитлера в свое время заломали. Неужто меня от какого-то снаряда не спасут?

Грязно матерюсь и иду дальше.

Через полчаса все заняты своим делом. Кроме меня и Буденного. Мы закуриваем в очередной раз. Кажется, уже раз пятый за эти полчаса — нормально покурить не успеваем. Дождь убивает огонек сигареты. Руки замерзают. Зажав сигарету в кулак, немножко греемся. Заодно согреваем и внутренности из фляжки.

Говорят, что это алкогольное тепло — субъективная штука. Что на самом деле, организму холодно. Да пофигу на организм. Главное, чтобы мне теплее было.

В этот момент, Степка вдруг подает голос из-за спины:

— Кто бойца поднимать будет?

Мы оглядываемся.

Степка остановился на звуке минака. И пока мы стояли — поднял сначала диск «Дегтяря», а рядом лопатку саперную. А из-под лопатки торчит бедренная кость.

— Я! — орем мы оба с Буденным и бросаемся к костям.

Время останавливается. Исчезает ветер. Замирает дождь. Есть только ты, нож, лопатка и боец. Степка уходит дальше.

Поисковики делятся по предпочтениям на две категории — одни любят ходить и искать. Другие сидеть и копать. Степка, Тимофеич, Вася — первые. Я из вторых.

Буденный копает ноги. Я начинаю с головы.

Раскоп не глубокий. Всего сантиметров тридцать. И парню повезло — он не перепахан тракторами. Почти целый лежит. Как так получилось?

Под ножом скрежет металла.

Каска.

Осторожно достать ее не получается. Заплыла ленинградской тяжелой глиной. Да еще и прогнила. Половина каски отламывается в руках. Вторая еще там, внизу. Эх, блин… Черепа нет. Череп сгнил. На внутренней стороне каски — волосы. Короткие. Черные.

Сажусь рядом с раскопом на пендель — кусок пенопропиленового коврика — он же пеналь, он же поджопник, он же сидушка. Гемеррою не хочется.

Начинаю разбирать землю — полукруглый холмик из-под каски. Землю, бывшую когда-то человеческой головой. Человеком. Мокрые волосы собираю и складываю в пакет к костям. Складываю? Мокрые, они прилипают к ладоням, к одежде. Складываю вместе с землей.

Семьдесят лет прошло…

А они все еще живые, эти волосы. Ни одного седого…

А костей черепа нет. И челюстей тоже. И зубов нет. Каска. Земля. Волосы.

Постепенно протыкиваю землю ножом, спускаясь ниже. Есть ключичка. Ребро. Второе. Тут очень тщательно, очень! Тут медальон может быть. Тут нагрудные карманы…

Пусто. Ничего.

Артем, в это время, добрался до тазовых костей. Те раздроблены в хлам. Тоже перебирает жирную землю руками, там карманы брючные. Ничего. Подсумок — пустой. Ничего.

Почти сталкиваясь лбами, разрываем землю еще ниже — под бойцом.

Пусто.

Ищем вправо-влево, взрывая землю сначала лопатой, потом ножом. Ничего.

Ноги полностью, кроме стоп. Руки тоже — кроме кистей. Осколки таза. Несколько ребер. Ключица. Волосы.

Потом пакет с бойцом складываем в мой рюкзак. Легкий он — боец. Не тяжелый.

А прошло аж два часа, оказывается. Рассказывать об этом быстро. Со стороны наблюдать — долго. Работать — в один вздох время летит.

Два часа стояли раком, подставив свои пятые точки под небесную мокрую кручину. Кручину из кручин. И незаметно-то как. Только спина и штаны, все-таки промокли.

Глоток водки за помин души. Плеснули маленько на раскоп. Второй для сугреву. Закуриваем.