Блокадный ноктюрн

Ивакин Алексей Геннадьевич

Нет, подойду еще к шайбе метро. Посижу еще, покурю, посмотрю на людей — всем Ленинградом идущим на главную площадь.

Праздновать.

Да. Праздновать. И правильно.

Сажусь на корточки, закуриваю предпоследнюю сигарету. Последняя —

будет на перроне.

Рядом стоят три старика и обнимаются. Да какие они старики? Мужики! Просто немножко постарели. Вот этот, например, подполковник который…

О!

Так это ж…

Бросаю взгляд на часы. Еще есть время и придвигаюсь поближе, чтобы услышать. Рев толпы и грохот музыки перебивают ветеранов, но я пытаюсь слышать, и я хоть что-то слышу:

— Серега! А помнишь!

Подполковник, гремя медалями, хлопает по плечам капитана:

— Так точно, товарищ политрук! А ты, Павлов, как?

А потом они стоят, обнявшись втроем и говорят, говорят о своем, поправляя друг друга:

— Да миной тогда тебя накрыло!

— Снайпер это был, только косой, товарищ политрук, после мины я бы…

— А твой осколок как, лейтенант?

— Да так и похоронят с ним, товарищ политрук…

— Кондрашова жалко…

— Так кабы не лейтенант Кондрашов, мы бы с Павловым…

И вздох тонет в реве толпы:

— Волховскому фронту — ура?

— УРАААААА!!!!

И пусть они кричат, то ли наобум, то ли наугад — совершенно не зная, кто командовал этим самым Волховским фронтом, и где этот фронт был и что он делал — это сегодня не главное.

Сегодня главное — УРА.

Имеем полное право. Мы — дети тех, кто победил. И не надо тут вздохов, что не заслужили.

Мы многое, что не заслужили.

Но Победу надо помнить.

Там, где не помнят Победу — начинается смерть.

Ведь это нас с вами убивали.

Шесть миллионов восемьсот восемьдесят пять тысяч сто раз убивали нас на полях боев от Москвы до Берлина. Мы умирали в медсанбатах, сгорали в танках, падали с небес.

А еще три миллиона триста девяносто шесть тысяч четыреста раз нас травили собаками и морили газами в Треблинках, Освенцимах, Бухенвальдах и прочих безымянных шталагах.

И…

И тринадцать миллионов шестьсот восемьдесят четыре тысячи шестьсот девяносто два раза нас сжигали в Хатыни, расстреливали в Бабьем Яру, вешали в Смоленске…

Но мы — живы.

Ведь русский народ это — мы.

Русский народ — это я. Я — русский народ.

Это меня убивали, морили, сжигали, вешали.

Но я — жив.

И я помню.

Война приходит туда, где ее забывают.

Но я ее помню.

Иначе, эта кровавая сука вернется.

17.05.2010–29.04.2011.

Киров-Москва-Санкт-Петербург-Синявино-Киев-Одесса-Москва-Киров