Блокпост
Шрифт:
Вечером дождь моросил, ночью барабанил по жестянке подоконника. Утром у неба закончились слезы, и выглянувшее солнце взялось высушить оплаканную свыше землю. Мне бы радоваться погоде, но я с недовольством смотрел на появившиеся над горизонтом точки. И если бы это были маленькие тучки…
Два вертолета шли с севера в нашу сторону. Из окошка чердака в бинокль я мог различить их фронтальные силуэты. Похожи на «Ми-28». Бронированный ударный вертолет с мощным вооружением на борту. Сейчас эта парочка обрушит на блокпост ракетно-бомбовый удар, после чего появится мобильно-штурмовая рота во главе с полковником Брылем. Марица предрекла такой
Наблюдая, как эти «охотники» приближаются к блокпосту, я едва удержался от желания собрать свою группу в кулак и бросить ее на его защиту. Пусть «вертушки» отбомбятся, а потом появимся мы и дадим настоящий бой роте спецназа…
Но вдруг над заставой поднялась мерцающая черная туча. Я не сразу понял, что это воронье…
Ворона – мистическая птица, насколько мудрая, настолько же и зловещая. Черная, будто уголь, которым в аду растапливают смолу в огромных чугунных котлах. И такая же живучая, как черти.
Как будто какая-то сила сбила птиц в тучу и бросила на вертолеты.
Я видел, как черное, извивающееся в воздухе крыло устремилось на север, заметили опасность и пилоты. Одна машина пошла на разворот, за ней другая, а вороны уже совсем близко. Сейчас они черной пернатой волной накроют один вертолет, затем другой.
На вертолетах были ракеты, но глупо стрелять из пушки даже по воронам. Пилотов могла бы спасти броня, если бы не турбины, куда могли залететь птицы… А воронье крыло все ближе, вот оно уже накрывает первую машину, взявшую обратный курс.
Я наблюдал, как в отчаянной попытке спастись вертолет нырнул вниз. Но воронье среагировало на этот маневр: колыхнувшись, будто на ветру, пернатое крыло накрыло машину… Возвышенность и блокпост на ней не позволяли мне увидеть, что произошло с атакованным «охотником». Но раскат взрыва и взметнувшаяся в небо шапка черного дыма донесли до меня весть о гибели боевой единицы. То ли вертолет потерял управление в воздухе, то ли врезался в землю, пытаясь уклониться от вороньей атаки, так или иначе экипаж и, возможно, десантники погибли.
Радости по этому поводу я не испытал. Но и сожаления тоже. Вертолеты шли на блокпост, чтобы убивать нас. Почему я должен переживать за людей, которые меня ненавидят?
Я не сочувствовал экипажу второго вертолета. Но и не разозлился, не сжал до хруста кулаки, когда он смог оторваться на безопасное от ворон расстояние. Пернатая туча пошла за ним, однако скорости ей явно не хватало… Но все равно счет сегодняшней встречи один – ноль в пользу Аномалья. И это наша победа тоже, потому что на блокпост не упал ни один снаряд.
Уцелевший вертолет сжался до размеров точки, а затем и вовсе исчез за горизонтом. Только тогда я позволил себе спуститься вниз, на второй этаж, где обосновалась наша группа.
Вчера мы обследовали все здание и прилегающую к нему территорию – ни зосов, ни аномалий. И с электричеством разобрались, и подземный ход нашли. Мы смогли даже запустить котельную, находящуюся на территории лечебницы, правда, сразу же погасили котел, потому что дым из трубы – демаскирующий элемент. А нам следует заботиться о собственной безопасности. К тому же в одной из кладовок мы нашли десятка два электрических обогревателей – от масляных радиаторов до самодельных тэнов. Этого должно хватить для обогрева палат, из тех, что мы облюбовали для себя, и даже подвала, в котором с утра уже хозяйничали Пух, Скорняк и Чиж.
Коридор второго этажа заволокло цементной пылью. Пришлось надевать респиратор, чтобы добраться до источника загрязнения. Это была дыра в полу, возле которой я обнаружил Шарпа. Он держал в руках перфоратор и самодовольно улыбался, глядя на меня:
– Все в порядке, командир. Осталось только лестницу поставить, и все, выход готов.
Нужно было проделать извилистый путь, чтобы со второго этажа добраться до спуска в канализационный коллектор. Сначала дойти до шахты лестницы, затем спуститься в подвал через первый вход, а потом семьдесят-восемьдесят метров по прямой через пищеблок до генераторной комнаты. Тем более что в случае атаки лестницу мог перекрыть враг. Поэтому я и велел Шарпу проделать в полу коридора дыру: через нее мы сразу сможем спуститься ко второму выходу в подвал, а там до коллектора рукой подать. Так мы могли срезать более ста метров, что в условиях огневого боя было преимуществом не только ценным, но и спасительным. Ведь сражаться нам в случае чего придется с превосходящими силами противника.
– Не надо лестницу, – покачал я головой. – Найди трубу и сделай из нее шест. Знаешь, как пожарные с этажа на этаж спускаются?
– Понял, командир.
Я зашел в палату, где Якут и Баян обустраивали огневую точку. Из железных коек они соорудили целую эстакаду, по которой в случае опасности пулемет можно было подать прямо к окну, чтобы расширить сектор обстрела. А пока «Корд» находился в глубине комнаты так, чтобы его не было заметно со стороны ворот, откуда, в принципе, мог появиться противник. Уже сейчас, не продвигая пулемет вперед, можно было обстрелять въезд на территорию лечебницы. Но бойцов не устраивала прочность эстакадного станка, поэтому они укрепляли его кроватными рамами.
– Смотрите, чтобы пулемет легко снимался, – предупредил я.
– Если не снимем, умрем вместе с ним, – самым серьезным тоном ответил мне Баян.
– Якут, винтики у него в голове подкрутишь, понял? Объясни ему, что вы мне нужны живые… Не сможете снять пулемет, черт с ним. Лишь бы сами ноги унесли…
– А может, лучше пусть они ноги уносят? – спросил Якут, из окна глядя на въездные ворота.
Дистанция метров сто, позиция для «Корда» самая что ни на есть убойная.
– От ворот, может, и унесут. Но у спецназа, сам знаешь, есть такая привычка лезть через забор, причем со всех направлений…
– Почему спецназ? Может, зосы!
– Зосы нас не трогают… Во всяком случае пока…
Хотелось надеяться, что Марица не пропустит к нам спецназ. Но если вдруг я обманусь в своих ожиданиях, мы примем бой. И будем отбиваться от наседающего противника, пока есть возможность… Рано или поздно мы отсюда уйдем. Но ущерб людям нанесем немалый. И я безжалостно буду жать на спусковой крючок. Нас убивают – мы убиваем. И это не внушенная мысль, я дошел до этого собственным умом.
Дверь открылась, и в палату вошел Шпак – вонючий, грязный с головы до ног. Он сообщил, что обследовал коллектор и по нему вышел на территорию мукомольного завода в двух-трех километрах от больницы.