Блокпост
Шрифт:
– Молодцы, ребятки, – похвалил детектив, – ловко устроились… – Он вскрыл конверт и заглянул внутрь – там было несколько десятков листков плотной бумаги. Вытянул наугад один – в верхнем левом углу была приклеена небольшая фотография тучного мужика средних лет, практически лысого. Ниже напечатано: «Гасанов Гейдар Алигусейн-оглы – зав. Аптекобазой. Ул. Кубанская, 17; дом.: 2-72-10, раб.: 5-35-16; 14.09.97; Норсульфазол – Карина – дно – Аль-Халед – бурдюк…» И все.
Андрея прошиб холодный пот. Он вдруг перестал соображать, где находится, сел на пол и, засунув правый мизинец под верхнюю губу, тупо уставился на листок с данными.
Выходит,
Он вывалил все листки с данными на пол, сгруппировал по несколько штук, чтобы были видны надписи, и сфотографировал каждую группу – итого получилось восемнадцать кадров. Затем уложил листки в конверт, конверт аккуратно приклеил обратно, поставил на место ящики, вдавил кнопку – дверь аккуратно встала на место.
Бегло окинув взглядом помещение, он убедился, что вроде бы ничего не нарушил, и вдруг, к своему ужасу, заметил над входной дверью небольшую пластиковую коробку, посредине которой беззвучно мигал сиреневый глазок.
Значит, все время, что он находился здесь, работала сигнализация!!! Андрей почувствовал, что корни волос на его недавно бритом черепе напряглись и обрели жесткость стальных пластин. Бросил взгляд на часы – он машинально засек время, когда вошел в лабораторию. В принципе пробыл здесь он совсем немного, поскольку все делал с лихорадочной поспешностью. Может, пронесет?
Вернувшись к столу, открыл верхний ящик, нащупал кнопку, нажал – железная дверь за стеллажом услужливо отъехала в сторону, открывая вход в тоннель. Сноп света в конце тоннеля звал к себе – двадцать шагов, и ты свободен!
Андрей опять совершил насилие над личностью – вернулся к входной двери, прислушался и осторожно толкнул ее. Дверь распахнулась. В коридоре, сложив руки на груди, стояли трое здоровенных мужланов – каждый ростом, как он, но шире раза в три. Бесстрастные лица, глаза какие-то мертвые…
– Ты в западне, – бесцветным голосом сообщил тот, что стоял спереди, и направил на детектива внушительного вида пистолет. – У тебя есть пять секунд, чтобы лечь на пол подошвами ко мне, и положить перед собой оружие.
При попытке выйти – стреляю. Ложись!
Черт – вот это влип! Да каждый из этих горилл и без пистолета убьет его одним ударом! Андрей попятился, метнулся ко второй двери – охранники молча направились следом за ним, совершенно не проявляя обязательных в таких случаях эмоций – никто не орал тревожно, не грозил просто шли, и все.
Влетев в тоннель, Андрей бросился к спасительным ступенькам и краем глаза зафиксировал изменение ситуации. Троица почему-то застыла у двери – в тоннель они не пошли. Их поведение ему страшно не понравилось – одна было уже поздно что-либо исправлять. Когда до ступенек осталось метра три, что-то треснуло под ногами, словно старый лист ватмана, пол резко провалился. Громко вскрикнув, сыщик рухнул вниз. Далеко, впрочем, не улетел – пол находился на уровне глаз. Гамма ощущений менялась как в калейдоскопе – еще не успев опомниться от страха перед падением, он почувствовал, что его ноги, обутые в плетеные модельные туфли, угодили во что-то скользкое,
Не заметив как, Андрей выскочил из западни, подвывая от ужаса, бросился к выходу, ориентируясь на свет, ярким пятном мелькавший впереди. Он продрался сквозь заросли и упал на спину возле одной из могил – выход из подземелья вел на кладбище.
Судорожными движениями засучив брючину, Андрей увидел на голени две маленькие красные точки, отстоящие друг от друга миллиметров на двадцать.
Такие же точки имелись на икре – всего три пары. Тут сработали навыки недоучившегося медика – он сорвал брючный ремень, подложил под него носовой платок и туго перетянул правую ногу выше колена. Дрожащими руками извлек перочинный нож, прокалив его в пламени зажигалки, и сделал крестообразные надрезы в местах укусов. Затем, стиснув зубы, поднялся и быстро захромал в сторону трассы. Нога быстро немела, одновременно начал деревенеть корень языка, сознание потихонечку обволакивало красной пеленой, на фоне которой отчетливо проступала фраза, как на праздничном транспаранте, выполненная белой краской:
«Ты не успеешь, сыщик! Ты умрешь здесь – на заброшенном кладбище! И поделом!
Такова участь всех бездарей и лопухов…»
8
Однажды Себастьян задержался на ночь у небольшого села, расположенного на том месте, где много лет назад было высокогорное пастбище, хозяева которого приютили сироту Саида. Сантименты здесь ни при чем – старый диверсант просто немного не угадал, и непогода, приближение которой он чувствовал своими многочисленными переломами, грянула немного раньше, застав его в самом начале подъема.
Шел тяжелый проливной дождь. Решив переждать ненастье у села, он отыскал в знакомом ландшафте горного склона довольно объемное углубление, похожее на небольшую пещеру. Пристроив туда баранью тушу и мешок из шкур, наполненный уворованной в предгорье мукой, старый диверсант удобно спрятался от дождя и с удовольствием созерцал картину разыгравшегося ненастья, наслаждаясь сухостью и относительным теплом своего убежища. В этот раз он был один. Когда он уходил в дальние рейды, серые братья оставались дома – они неуютно чувствовали себя на чужой территории и становились практически не управляемыми вдали от своего обжитого района.
Себастьян смотрел на выхватываемые из темноты всплесками сиреневых молний крыши домов и размышлял. После того как он сорвался пять лет назад в горную речку, не рассчитав прыжок, и провалялся целый месяц с воспалением легких, он приучился рассуждать о странностях этого мира. Кстати, он чуть не умер в тот раз – болезнь протекала тяжело, не было сил сходить в предгорье и украсть у людей лекарство. Он раскладывал кусочки овечьего сыра в сырых углах пещеры, чтобы получить плесень, но волки ночью съедали сыр, и, хотя он страшно ругал их и обещал, как поправится, удавить, это не помогало. Наконец серые разбойники поняли, что их старшему худо, и в одну прекрасную ночь притащили Себастьяну свежезадранного молодого волкодава. Диверсант обнаружил за правым ухом собачьего трупа корону – так метили своих псов люди нижнего села. Поругав серых, Себастьян натопил собачьего жира, из шкуры сделал себе душегрейку и вскоре быстро пошел на поправку…