Блондинка сдавала в багаж…
Шрифт:
Мне тут же полегчало. Помыться после ночи в поезде — великое счастье. В свое тесное жилище я возвратилась почти умиротворенная. Зато Настя продолжала бушевать.
— Я не хочу спать с тобой в одной кровати! — нервно сообщила она. — Это извращение! К тому же ты все время ворочаешься. А наверх лезть не могу — мне станет плохо. А все ты виновата с твоим Вермеером!
— Ладно, — не стала спорить я, — я полезу наверх. Хочется верить, не упаду. Все лучше, чем спать вдвоем.
У моей подруги тут же повысилось настроение, и она ускакала в душ, а я простодушно побродила в поисках кондиционера. Его, разумеется, не было. Пришлось открыть окно — плевать, что этаж первый, кому мы нужны? И вообще, лучше быть ограбленным, чем задохнуться.
Слава богу, Настя разделяла мою точку зрения. Поразмыслив, мы задернули штору и спрятали от греха подальше паспорта с деньгами под матрас. В процессе последней процедуры обнаружилось, что на моей кровати нет ничего, кроме покрывала — ни белья, ни подушки. Зато Настино ложе было экипировано полностью.
— Я без подушки не могу, — предупредила я, — я без нее на свой шесток не полезу.
Настя укоризненно на меня посмотрела. Не скрою, стояла глубокая ночь и спать хотелось страшно, однако я была непреклонна. Подруга, вздохнув, стащила подушку со своего роскошного ложа. Та выглядела странно — что-то вроде длинного валика. Пожалуй, на моем шестке ее можно было бы разместить только вдоль.
Внимательно оглядевшись, я в порыве вдохновения распахнула стенной шкаф (больше, признаюсь, распахивать у нас было нечего). Там таились маленькая подушечка и теплое одеяло.
— Еще бы пару простыней, — несколько взбодрившись, заметила я.
— Обе не дам, — отрезала Настя. — Одну.
Я кивнула, и подруга принялась вытаскивать простыню из постели. И вытаскивала, и вытаскивала, и вытаскивала, а та все не кончалась. Я смотрела в обалдении, вспоминая цирк своего детства и фокусника, вынимающего из цилиндра нескончаемые разноцветные ленты. Нечто подобное проделывала Настя. Глаза ее были полузакрыты, она засыпала стоя, однако честно продолжала свою трудовую деятельность.
— Дай, я попробую, — предложила я. — По-моему, это полотно уже можно обмотать вокруг экватора.
Я схватила простыню за середину и потащила на себя. Выяснилось, что загадочный предмет сшит кольцом. Более того, перед сшиванием один конец повернули на сто восемьдесят градусов, и получилась поверхность, в математике называемая лентой Мебиуса.
— Во дают поляки! — вырвалось у меня.
— Верхняя кровать, она предназначена для ребенка? А это, видимо, свивальник, — без обычной уверенности предположила Настя.
— А что такое свивальник? — заинтересовалась я (пример применения ленты Мебиуса мог пригодиться в работе).
— Вот это он, — указала на загадочный предмет моя подруга. — Берешь?
— А что мне остается?
Я уложила свивальник на свою постель и ловко улеглась между двумя его слоями, не забыв прихватить подушку. Стоило мне опустить на нее голову, как я заснула.
Проснулась я, словно кто-то меня толкнул, и не сразу поняла, где я. Первым порывом было слезть с кровати, и, лишь свесив ноги, я с ужасом поняла, чточуть было ни совершила. Сверзишься с такого шестка — мало не покажется.
В темноте что-то шевелилось. По крайней мере громко шуршало. Крыса? Этого только не хватало! Признаюсь, я испытываю к ним отвращение и даже страх. Сердце мое заколотилось, и я старательно выпучила глаза, чтобы лучше видеть. Не помогло. Еще бы — открывая окно, мы плотно задернули шторы. Крыса продолжала вызывающе шуршать. Интересно, чем? О боже, там ведь сумка с продуктами! Продукты упакованы в целлофановые мешки. Наглое животное, похоже, решило не ограничиться одним, а перепробовать все, что только можно. Между прочим, именно крысы являются переносчиками чумы, рядом с которой свиной грипп — детская шалость. Погрызенную еду есть нельзя ни в коем случае. Значит, две недели голодать?
Ужасная перспектива заставила меня преодолеть оцепенение. Крысу необходимо прогнать. Спускаться к ней я не собираюсь, до таких подвигов еще не доросла, а спугнуть попробую. Надо громко крикнуть: «Пошла вон!»
Ха, как бы не так! Есть у меня дурацкая особенность — в критических ситуациях начисто теряю голос. Очевидно, мой организм счел нынешнюю ситуацию критической — по крайней мере не сумел издать ни звука. Однако мозги работали, как ни в чем не бывало, и посоветовали кинуть в животное каким-нибудь предметом — подушкой например. Я пошарила по своему тесному ложу. Подушки не было! Вообще ничего не было, кроме меня да свивальника. Я быстро сделала выбор в пользу последнего и швырнула его в направлении шорохов (вот вам еще одно использование ленты Мебиуса, и пусть студенты только попробуют вякнуть, что математика им в жизни не пригодится).
Результат превзошел все мои ожидания. Огромная белая петля прорезала кромешную тьму, подцепила что-то, с грохотом упавшее на пол, и бумерангом вернулась ко мне. Немудрено — ведь на части простыни я, оказывается, сидела.
Раздался нечеловеческий вопль. То есть не в том смысле, что завопила крыса или еще какое-либо животное, — я явственно различила слово «бля!», животным, надеюсь, недоступное. Однако звук был столь ужасным, что даже трудно было решить, издал его мужчина или женщина.
И тут меня обуял гнев. Значит, никакая это не крыса! К нам проник человек, грабитель, и он, хитрый мерзавец, притворившись крысой, напугал меня до потери голоса. Да как он смеет! Все это пронеслось в голове за долю секунды, и я в ярости снова швырнула петлю Мебиуса, да с такой ловкостью, что она, как лента гимнастки, описала в воздухе замысловатую фигуру.
Следующий вопль определенно принадлежал женщине. Не вопль — скорее взвизг. В ту же секунду темная фигура ринулась в направлении окна, запуталась в шторе, вырвалась и канула во двор.
— Катя, ты спишь? — жалобно прохрипела снизу Настя.
— Нет, — честно призналась я.
— Так это ты наделала? — несколько окрепшим голосом уточнила подруга. — Зачем?
— Включи-ка свет, — попросила я, — тогда я слезу.
Настя щелкнула выключателем, и я спустилась с шестка на грешную землю. За мной упрямо волокся свивальник. Штора оказалась наполовину сорвана с карниза, стулья опрокинуты, сумка валялась пустая, а по полу были разбросаны пакеты с едой.
Я почувствовала, как сердце сжимает костлявая рука ужаса… хотя с чего бы сильной руке быть костлявой? Нет, я почувствовала, как сердце сжимает мускулистая рука ужаса.
— Корона… — в ужасе прошептала я. — Он украл Янину корону…
— А это не она? — указала Настя. — Вон какая-то коробка.
Какая-то! Мое сокровище было упаковано в украшенную золотыми розами коробку из-под чайной пары, подаренной одной из подруг. Такую ни с чем не перепутаешь!
Жадно схватив коробку, я открыла ее — и мускулистая рука сперва превратилась в маломощную костлявую, а затем и вовсе исчезла. Корона лежала на месте.