Блондинка. Том II
Шрифт:
Мужчина, которого она подцепила у Шваба за завтраком по сентиментальным соображениям. Хотя с таким лицом и плотным неуклюжим телосложением он вряд ли мог быть актером. Кто он, она не знала да и не интересовалась. Он не признал в ней ни Розу Лумис, ни даже Монро, просто в тот день она не была «Монро». И вот теперь он стоял в ванной и пил воду, шумно хлеставшую из обоих кранов, и говорил с ней неожиданно высоким и громким, каким-то неестественным голосом, каким говорят на ТВ. Впрочем, она не прислушивалась, что он там говорит. То был очередной пустой диалог из фильма, способ заполнить образовавшийся в сцене вакуум. Или же она уже прогнала этого парня, и шум воды, хлещущей из кранов, и клекот водопровода доносились из соседнего номера? Нет, он все еще там, широкоплечий, с веснушчатой спиной, точно вся она у него испачкана в песке. Она может спросить его имя, и он ответит, и она тут же забудет и смущенно спросит еще раз и не вспомнит потом. Может сказать ему: А меня звать Роза Лумис.Или же Норма
Джин.Или даже Элси Пириг— смешное все же имя, так и бренчит в ушах, но мужчина, услышав его, даже не улыбнулся.
А ту, мертвую девушку, возможно, звали Мона Монро.
Она вела машину, и он заметил у нее на пальце обручальное кольцо и поздравил ее, и получилось у него почти остроумно она принялась торопливо объяснять, что замужем за Студией, работает там монтажером. Похоже, это произвело на него впечатление, и он спросил, видит ли она во время работы «кинозвезд». Она ответила — нет, никогда, только на пленке, которую режет и склеивает, чтобы получился фильм, и что на целлулоиде эти звезды ничто, просто образы.
Было уже поздно. Веснушчатый мужчина исчез. Экран телевизора подернулся сеткой мерцающих искривленных линий, и, когда эти линии вновь превратились в человеческие лица, она их уже не узнавала. Мона Монро куда-то исчезла. Вместо нее показывали какую-то шумную телеигру. Может, убийства еще не случилось?..
И она вдруг снова почувствовала себя счастливой, в сердце вновь затеплилась надежда.
Обманутый муж.Она возвратилась к нему вечером, кем бы он там ни был. Вернулась с семенем чужого мужчины, капающим из влагалища. С запахом чужих сигарет («Кэмел») на спутанных волосах (это она, которая никогда не курила!). Она ожидала сцены из фильма под сопровождение зловещей киномузыки, ожидала драматических объяснений, упреков, споров; в дни жизни с Бывшим Спортсменом можно было бы ожидать жестокого избиения или даже того хуже.
Но это вам не кино. Это происходит не где-нибудь, а на Уиттер-драйв, в доме, затененном от безжалостного солнца высокими пальмами встречает ее молчаливая фигура с оскорбленным, застывшим, точно вырезанным из дерева лицом. Лицом, которым она так некогда восхищалась, а теперь почти не выносит. Этот мужчина!.. Он совершенно не на месте здесь, в южной Калифорнии, как неуместен был бы любой нью-йоркский еврей, попавший в Страну Оз. Здесь он был актером второго плана, занятым с ней в одном довольно длинном эпизоде и заслуживающим не больше ее «звездного» внимания, чем любой другой актер второго плана в любой подобной сцене. С его существованием просто приходится мириться, вот и все.
Затем пришел черед новой возбуждающей сцены. В ней она будет долго принимать горячую ванну с пеной и ароматическими солями. Дверь в ванную заперта и защищает от вторжения настырного мужа — потому что она страшно устала, так устала! Отталкивает его и отворачивает лицо и хочет лишь одного — постепенно отключиться в этой мраморной ванне, потягивая джин (из фляжки Шугар Кейн, которую принесла с собой домой). набирает домашний номер Карло (но Карло в отъезде, на съемках нового фильма, а еще Карло в очередной раз в кого-то влюбился).
Итак, она пытается дозвониться, но безуспешно, затем решает погрузиться в приятные воспоминания. Ищет, что же такое вспомнить, что может заставить ее улыбнуться или засмеяться. Ибо она — Мисс Золотые Мечты, а не какая-то там мрачная невеселая женщина; ведь это совсем не по-американски, грустить и киснуть тут вспоминает, как сегодня утром на Студии они ее ждали — свою «Мэрилин Монро», — бешено названивали ей в своей обычной манере. До тех пор, пока даже самым отъявленным оптимистам не стало ясно, что «Мэрилин Монро» сегодня не придет. Не явится на Студию, чтобы кривляться и унижаться перед ними; и что В. придется снимать этот эпизод в другой раз! В., который осмелился давать ей указания! Просто смех, да и только!
Она громко расхохоталась, представив себе несчастное лицо этого К., смазливого мальчишки из Бруклина, известного тем, что он ненавидит Монро до глубины души, представила, как он стоит в гриме и на высоких каблуках и в женском платье гомосексуалиста, этакий чудовищный гибрид Франкенштейна Джоан Кроуфорд, и если обманутый мужошивался в это время возле запертой двери в ванную, если он слышал пронзительный девичий смех, возможно, он подумал, что жена его счастлива и весела?..
Обманутый муж.«Я хотел только одного — спасти ее. О себе все те годы я не думал. О своей гордости — тоже».
Волшебный Друг.В трех милях от дома, на Студии, началось очередное неустанное ожидание Монро, которая уведомила через своего агента, что непременно выйдет сегодня на работу, что просто была больна, «подхватила какой-то вирус», но теперь уже почти поправилась. Съемки были назначены на 10 утра. О том, чтобы назначить их на более раннее время, не могло быть и речи. Все знали, что Монро страдает бессонницей, что может проспать и до четырех-пяти часов вечера. Но теперь было уже 11, а вот и двенадцатый час пошел; и за плотно прикрытыми ставнями дома на Уиттер-драйв ослепительно сверкало солнце телефон начал звонить, тогда трубку сняли с рычага и положили рядом. А она находилась в спальне, в задней части дома, стояла садилась, расхаживала по комнате, всматривалась в зеркало, ожидая появления своего Волшебного Друга. Она, позабыв о гордости, жалобно шептала:
— Приди! Пожалуйста, приди! — Проснулась она в 8 утра, трезвая, но недоумевающая, со смутными воспоминаниями о том, что произошло накануне; силилась, но никак не могла отчетливо вспомнить ничего, кроме номера в обшарпанном мотеле. Но твердо намеревалась все исправить и сначала была терпелива, не волновалась и не паниковала, спокойно и неспешно очистила лицо кольдкремом, втерла увлажняющий лосьон.
— Пожалуйста, пожалуйста, приди! — Но шли минуты, а Волшебный Друг не появлялся.
Вскоре она увидела, что уже опаздывает на час, а потом — и на два, громко тикающие «дедушкины» напольные часы в «Капитанском доме» безжалостно отсчитывали минуту за минутой, звонко отбивали четверти. Даже тогда, когда ее еще живой ребенок выходил из нее вместе с потоками крови, среди сгустков и каких-то ошметков, напоминая кусок полупереваренной пищи. Тогда она узнала всю правду: чрево ее отравлено и душа — тоже. Она поняла, что не заслуживает жизни в отличие от всех остальных, кто заслуживал жизни; и что, сколько ни пытайся, все равно не получится оправдать свою жизнь.
Тем не менее она почему-то продолжает стараться, в сердце ее живет надежда, она хочет быть хорошей! она подписала контракт, решилась сыграть Шугар Кейн и намерена исполнить свою работу просто блестяще! чертовски хорошо! К полудню она начинает сходить с ума и после ряда истеричных звонков добивается, чтобы Уайти, ее личный гример, приехал на Уиттер-драйв, к ней домой, и сделал бы предварительный грим, чтобы актриса могла выйти из дома, иначе у нее просто недостает мужества. Господи, какое же это облегчение увидеть наконец Уайти! Высокий и мрачный, преисполненный важности, точно какой-нибудь жрец или священник, он шагает к ее дому с чемоданчиком, где находятся дополнительные баночки, тюбики, мази пудры, краски, карандаши, кисточки, кремы. Что за радость видеть Уайти здесь, у себя, в момент растерянности и отчаяния; она едва не бросается обнимать и целовать Уайти, его волшебные руки. Да точно расцеловала бы, если б не знала, что преданный ближний круг Монро, главные ее помощники и ассистенты, предпочитают, чтобы их владычица, будучи существом «высшего порядка», соблюдала должную дистанцию.