Блондинки моего мужа
Шрифт:
Я давно уже нашла нужный лист и теперь вежливо дожидалась окончания Лизиного монолога. По предыдущему опыту зная, что, как только начинаю что-то ждать, так оно и перестает осуществляться, я усилием воли заставила себя слушать заинтересованно. Лиза, видимо, почувствовала это, и, не желая упускать столь чуткого слушателя, принялась углубляться в подробности. Когда сюжет фильма уже предстал передо мною во всей красе, рассказчица перешла к главному.
– И тут парочка, сидящая впереди нас начала, – Лиза очаровательно покраснела, – Ну… Скажем так… Отдаваться животной страсти… Я сижу, красная, как знамя. От экрана голову не отворачиваю. Стараюсь делать вид, что ничего не заметила. В общем, совершенно не знаю, куда себя деть. Надо ж было мне Петеньку именно на эти
Непроизвольно я подметила, что Лиза акцентирует каждое слово так, будто я могла неправильно её понять. Будто не сразу было ясно, что Лихогон никак не мог взять тогда чью-то другую руку. Или, скажем, руку-то взять Лизину, но поднести её к чьим-то чужим губам.
Может, я кажусь людям глупой? Чем иначе объяснить дурацкую потребность окружающих так подробно разжевывать мне ситуацию?
– Я позвонила маме. Сказала, много работы. Всю ночь мы с Петей бродили по городу. Целовались, говорили, держались за руки, потом опять целовались.
“Потом опять говорили, потом держались за руки… Потом она снова звонила маме, и снова целовалась…” – я с ужасом предположила возможное развитие разговора.
– Сегодня Петя с родителями поехал выкапывать картошку. А завтра – вернется и мы обязательно поженимся… Об этом мы и говорили. Представляешь? Я выхожу замуж! Где-то в следующем августе…
Меня всегда поражало, как люди могут всерьез планировать свои жизни на столь продолжительный срок.
– Итак, у тебя были ко мне какие-то просьбы? – все же вспомнила о цели нашей беседы Лиза, когда я уже и перестала надеяться на такое внимание к своей скромной персоне.
Лиза внимательно изучила написанное и переполошилась.
– Но почему?! – запричитала она, – Почему ты уходишь? – избавив меня от необходимости говорить, Лиза сама же и придумывала ответы, – Нашла место получше? – естественно, я утвердительно закивала, – Я поговорю с Петей! – не отставала Лиза, – Он восстановит справедливость. Тебя на секретаря, меня – на моё место. Он ведь попросту в качестве испытания придумал тебе должность уборщицы. Он, знаешь ли, не любит тех, кто по блату…
Одним из пунктов в написанных мною вопросах был: “Знала ли ты, что я принята на работу по рекомендациям Собаневского? Отчего не говорила мне, что знаешь? Считаешь, плохо пользоваться связями для прохождения собеседования?” Всё это нагромождение букв я настрочила отнюдь не из-за страсти к бумагомарательству. Просто нужно было чем-то зацепить Лизавету и заполучить побольше информации о Лихогоновских интригах против меня.
– О том, что за тебя просил некто Собаневский, – охотно заговорила Лиза, – Петя сообщил мне сразу же, как только получил твою анкету. Я так поняла, что этот твой Собаневский – хороший друг Петеньки, иначе Петр даже не взял бы на рассмотрение твои документы. Вообще-то Петя ужасно принципиальный человек. “Что ж” – говорит, – “Раз друг просит, – отказать не могу. Только вот, справедливости ради, устрою-ка я этой кандидатуре испытание по всем правилам. Ну и, естественно, на первых порах к ответственной работе подпускать её не буду”, – это все Петр мне говорил, а я переживала. Переживала, но возразить не смела. Ты ведь знаешь, как я на него тогда реагировала. Сейчас все по-другому. Говорят, первый поцелуй забирает три капли власти мужчины над женщиной и прибавляет их к власти женщины над мужчиной. Красиво сказано, да? А главное, это правда. Но я отвлеклась! В общем, понимаешь, есть у Петеньки такое свойство: он, когда о чем-то думает, то заигрывается. Начинал, вроде, с жажды справедливости, чтобы не слишком в привилегированном положении ты оказывалась, а закончил откровенно предвзятым к тебе отношением, – “Тебя, Лизонька, временно переведем в секретарши. Ну, до тех пор, пока нормального секретаря не возьмем. А то ведь, Собаневский – Собаневским,
Я отрицательно замотала головой. И, чтобы избавиться от дальнейших уговоров, я показала на себя, а потом нарисовала в воздухе сердечко.
– Что?! – Лиза, конечно же, понимала подобные намеки с полувзгляда, – Ты тоже завела связь? Он так любит тебя, что возражает против того, чтоб ты работала? О, поздравляю…
Скромной улыбкой я утвердила Лизу в её подозрениях. Потом снова подсунула ей листок с вопросами.
“С завтрашнего дня погрязну в хлопотах”, – было написано там, – “Не могу бросить тебя на произвол судьбы. Нужен хотя бы час возле твоего компьютера, чтобы я до конца выполнила свой долг. Основное покажу, расскажу. А дальше – ты сама. Без этих основ тебе будет очень сложно”.
– Как же быть?! – всплеснула руками секретарша, так, будто в первый раз читала этот пункт. Позже выяснилось, что все Лизины беспокойства были вызваны именно этим пунктом, поэтому она охотно переключалась на другие темы, избегая проблемы, кажущейся неразрешимой. Увы, я была непреклонна, и Лизе все же пришлось дать ответ, – Понимаешь… Ведь в офис-то сейчас нельзя. Петр в город вернется поздно. Выкопают картошку, а потом усядутся за стол со стариками. Нужно ж бабушку-дедушку уважить вниманием. И будут так сидеть до поздней ночи. У них такая семейная традиция. Через пару месяцев, Петр представит меня родителям, уже как невесту, и тогда я тоже должна буду ездить с ним на картошку…
Я позволила себе жестом перебить Лизу и снова показать ей на свой листок.
– Что? А! Да, – Лиза вернулась к нужной теме, – А без Петра в офис заходить как-то нехорошо…
Я развела руками, дескать, “на нет и суда нет”.
“Ничего страшного”, – письменно проговорила я, – “В конце концов, он же не из-за знания компьютера в тебя влюбился”.
Лиза напряженно задумалась.
– Даже не знаю, – протянула она, наконец, – Любовь, дело такое… Один раз ошибешься и все. Пиши пропало…
Я подумала, что никогда раньше не думала, что любовь – это дело, но, естественно, разубеждать Лизавету не стала. Сейчас она должна была сама прийти к нужному мне выводу.
– Знаешь, а ведь у меня есть ключи… И я даже помню, как Петр вчера говорил что-то такое, мол, если мне нужно будет поработать в выходные, я смело могу приезжать… Правда, он подразумевал те выходные, когда он сам будет в офисе. Но ведь я могла и неправильно его понять? Правда? Но все же это как-то…
Всем своим видом Лиза выражала крайнюю степень беспокойства. Я тоже начала нервничать, но совсем по другому поводу. Дело в том, что Лиза ничего не говорила про собаку. Я рассчитывала, что Лиза хорошо знает этого зверя и сможет его урезонить. Ведь именно Лиза приходила на работу первой. В обычные дни, по крайней мере. Лиза приходила задолго до приезда Лихогона. Лиза снимала офис с сигнализации, Лиза открывала двери. Значит, Лиза же и должна была усмирять собаку. Вряд ли по понедельникам Лихогон приходил на работу раньше обычного…
Я решилась на очень рискованный шаг.
“Собака?” – спросила я у Лизы.
Несколько секунд Лизавета соображала, про кого я говорю, потом расплылась в добродушной улыбке.
“Я проходила мимо офиса вчера и слышала лай. Решила, что какой-то пёс там охраняет”, – опережая дурные мысли, врывалась в сознание Лизаветы я.
– Да, – судя по всему, Лиза очень любила этого пса, – Это наш Баскерфиля. Попросту Филька. Чудо, а не пес. Умный, ласковый…
Я вспомнила, как описывал эту собаку Георгий, и на мгновение усомнилась, не ошибся ли муж офисами.