Блондинки начинают и выигрывают
Шрифт:
— Не забуду!
— Помни, что…
— Помню, не маленький!
— Проверь, чтобы…
— Сам все знаю, — заносчиво отозвалось строптивое «альтер эго» и выкатилось в коридор.
Минутное затишье, скрип шагов. Женский ябедный голос с кухни:
— Александр Юрьевич, скажите вашему Кешке, подлецу, чтобы не смел чайник на мои конфорки ставить. А не то я так ему поставлю…
— Непременно, Валентина, обязательно передам, — обещает солидный баритон (ну совершенно мой!), — я считаю, абсолютно недопустимо нарушать правила
Хлопает дверь.
Мне пора уходить. Но как уйдешь, если отвергнутая дама на стреме?
Я выглянул в коридор, но тут же убрал нос обратно. Валентина неслась по коридору, топоча с решительностью готового на крайности бегемота. В ту же секунду ее мощный кулак заколотил по хлипкой фанерной перегородке, так что в соседней комнате затряслись хрустальные вазочки в серванте.
— Кешка, подлец, слышал, что братец твой сказал? Я еще с тобой разберусь, блоха коммунальная! Выходи на разговор!
Я благоразумно молчал, не желая выдавать разгневанной женщине нашу маленькую тайну.
Только через полчаса мне удалось благополучно ускользнуть из дома. Увидев юркую тень, метнувшуюся к выходу, Клавдия Митрофановна заметила лишенным интонаций голосом:
— По гордости своей нечестивый преследует бедного. Да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Во всякое время пути его гибельны; суды Твои далеки для него. На всех врагов он смотрит с пренебрежением. Уста его полны проклятия, коварства и лжи; под языком его мучения и пагуба…
Но я не слушал ее: не люблю дурных пророчеств и плохих предзнаменований.
Вечером Кеша позвонил.
— Все сделал, — кратко отрапортовал он.
— Вопросов не было?
— He-а. Никаких. Меня сразу узнали, приняли на ять. Все подписал, собрал бумаги — и фьють, помчался домой.
— Молодец! — вполне искренне похвалил я. — Умница!
— А то, — с достоинством ответил Кеша и положил трубку.
Иришка стояла в дверях, скрестив руки на груди.
— Это звонил твой, как его?.. — спросила небрежно.
— Да, — кивнул я. — Это он.
— Я так и думала! — воскликнула она обиженно. — Ты его притаскиваешь в дом, где дети, а у него, может, еще вши не перевелись… — Она раздраженно хмыкнула. — И вообще, он мне не нравится, — заявила она торжественно.
Как будто это имеет какое-то значение!
— Здесь наши вкусы совпадают. Я тоже от него не в восторге. Но он мне нужен. И я буду с ним возиться, как ты изящно выразилась, пока он мне нужен.
— Ну и целуйся с ним! — Хмыкнув, Иришка торжественно выкатилась в коридор.
А я стал собирать чемодан: меня ждал зеленый ласковый остров Кипр.
— Еду в командировку в Сыктывкар, — сообщил я жене, уже стоя в дверях.
Иришка оторвалась от любимого журнала.
— Когда вернешься?
— Не знаю. Если что — звони на сотовый. Впрочем, сам я и позвоню.
Уезжать из дому, имея напряженную внутриполитическую
— Итак, — сказал я Кеше, выруливая на шоссе, ведущее в аэропорт. — На самом деле все очень просто. В девять часов подъезжаешь к зданию. На рычаг переключения скоростей, кстати, не очень-то дави, «тойота» — это тебе не какая-нибудь отечественная рухлядь… Дорогу помнишь?
— Ага.
— Где машину ставить, знаешь?
— Ну.
— Ставишь машину, включаешь сигнализацию, идешь к лифту. Если с тобой здороваются, ты солнечно улыбаешься и киваешь головой. Отвечаешь судя по ситуации. Пару слов о погоде, о курсе доллара и тому подобное…
— Это я смогу, — сосредоточенно кивнул Кеша.
— Поднимаешься на лифте на восьмой этаж. Налево по коридору третья дверь. На двери табличка. Проходишь в кабинет и садишься за стол. Открываешь компьютер и делаешь вид, что по горло занят работой. Отвечаешь на звонки. Никаких решений без меня не принимать! Если что, тверди как заводной: «Мне нужно подумать несколько дней». Или: «Я должен посоветоваться с руководством». Если нужно будет завизировать документ, Алина составит нужную бумагу и принесет на подпись. И все.
— Все? — изумился Кеша. — Так просто?
— Не так уж просто! — раздраженно парировал я, в этот момент противореча сам себе. — Далеко не просто. Единственное, что требуется от тебя, — не делать глупости, не принимать скоропалительных решений и побольше молчать.
— Есть молчать.
— И запомни: у Недыбайло язва какой-то там кишки. Об этом знают все, и все обсуждают его болезнь, а он — первый. Недыбайло ты узнаешь сразу, такой здоровенный тип с красными руками, при первой встрече его можно запросто спутать с трехстворчатым шкафом. Потом… У Кирюхиной сын в тюрьме…
— За что? — с неподдельным интересом перебил Кеша.
— Не помню… Никогда не интересовался блатной романтикой. Кажется, что-то ограбил. Или кого-то. Так что поосторожнее при ней, она очень болезненно воспринимает любое высказывание насчет зэков. Кирюхина — такая молодящаяся дама с большим бюстом, работает под платиновую блондинку. Остальные — мелочь пузатая, обожают трепаться о всякой ерунде. Я не слишком-то вписываюсь в их компанию и потому не пользуюсь повышенной популярностью. Так что и ты сойдешь. Ну, кажется, о сослуживцах — все.
— А Алина? — Кеша смущенно почесал нос.
— Что тебя беспокоит?
— Как мне с ней себя вести? Она ведь может… Эта… Узнать, что я — это не ты?
— Если я еще раз услышу от тебя «эта», — свирепо зашипел я, — то, во-первых, дам тебе в челюсть, во-вторых, высажу тебя на обочине, а в-третьих, буду считать наши отношения расторгнутыми раз и навсегда. Что конечно же освободит меня от необходимости ехать в дальнюю поездку и заодно от дальнейшей заботы о твоем благополучии. Тебя устраивает такой расклад?