Блондинки от "Бергдорф"
Шрифт:
1
Понимаете, Блондинки от «Бергдорф» [1] — это нечто! Самое оно, знаете ли. Последняя нью-йоркская фишка. Можно сказать, мания. Абсолютно все желают стать одной из таковых, но на самом деле это tres [2] сложно. Просто не поверите, сколько труда и даже одержимости необходимо, чтобы стать роскошной, беловолосой, дерматологически идеальной нью-йоркской девушкой, ведущей невероятную, сказочную, ослепительную жизнь. По правде говоря, все это требует усилий, сравнимых по масштабу, скажем, с изучением иврита или отказом от сигарет.
1
Имеется
2
Очень (фр.).
Поверьте, одна лишь попытка добиться нужного оттенка волос — это чистый кошмар, почти убийство. Все началось с моей лучшей подруги, Джулии Бергдорф. Ее можно назвать истинной представительницей нью-йоркской элиты, поскольку ослепительные тощие блондинки — наследницы владельцев крупных универмагов считаются по-настоящему шикарными. И вот кто-то прослышал, что она еще со школы осветляется у Ариетт из «Бергдорф», поскольку та, очевидно, рассказала об этом своей клиентке из салона «Калвин Клайн», которая, в свою очередь, сообщила всем своим клиенткам.
Так или иначе, в определенных кругах ходили слухи, что Джулия подкрашивает волосы каждые тринадцать дней, и все вдруг захотели стать Тринадцатидневными Блондинками. Учтите, волосы должны быть не желтыми, а очень белыми, как у Кэролайн Бессет Кеннеди. Она, как бы поточнее выразиться, — это икона, а ее волосы — предмет поклонения, причем сверхдорогой. Ариетт берет по четыреста пятьдесят долларов за осветление, да и то если сумеете пробиться к ней, что, очевидно, далеко не каждому под силу.
Из этого логически следует, что Блондинки от «Бергдорф» — бесконечный и восторженный предмет толков и сплетен. Стоит открыть журнал или развернуть газету — и вот она: очередная заметка о последней романтической драме или новой одержимости ББ (в данный момент это платья с бахромой от Миссони). Но, поверьте, иногда сплетни — надежнейший источник информации о тебе и твоих друзьях, особенно на Манхэттене. Я постоянно говорю: «Зачем доверять себе, если злые языки всегда скажут moi [3] правду обо мне».
3
мне (фр.).
Так или иначе, согласно сплетням, я «пузырек шампанского» в этом городе. И учтите: Нью-Йорк — единственный город, которому небезразличны обитающие в нем девушки, ведущие идеальную жизнь подлинных тусовщиц, если именно такую жизнь вы считаете идеальной. Никогда не обмолвилась ни единой душе, но порой, перед вечеринками, смотрю в зеркало и, кажется, вижу в нем персонажей фильма, вроде «Фарго» [4] . Я слышала, почти все манхэттенские девушки временами думают о том же, правда, они никогда в этом не признаются. Джулия, например, так тяжело воспринимает персонажей из «Фарго», что не в состоянии выйти из своего номера в «Пьере», чтобы успеть туда, куда успеть необходимо.
4
«Фарго» — криминальный триллер.
Все воображают, будто жизнь тусовщицы — лучшая из возможных. Но если хотите знать правду, то в сочетании с работой она изматывает. Никто, однако, не смеет сказать об этом вслух из опасения показаться неблагодарным. Все, что позволительно произнести в Нью-Йорке, — это «просто сказочно», даже если говорящий при этом лечится от депрессии в клинике Золофта.
В такой жизни есть и немало преимуществ: можно никогда не платить за такие важные вещи, как маникюр, педикюр, мелирование или собственные вечеринки. Плохо только, что иногда эти бесплатные услуги вносят хаос и неразбериху в вашу светскую жизнь — поверьте, если отпрыск вашего дерматолога не может попасть в колледж, отец день и ночь будет терзать вас по телефону, требуя помощи.
Короче говоря, в прошлый вторник я отправилась в городской дом моей подруги Мими на углу Шестьдесят третьей и Мэдисон, на ее «супер-пупер-скромный прием» по случаю рождения ребенка. «Ничего особенного, исключительно мы, девочки». Так вот, на каждую гостью приходилось трое слуг. Подавали эксклюзивные розовые пирожные из кондитерской Пайярда на Лексингтон-авеню и шоколадные пинетки от «Фошона». Обставлено все это было примерно так же «скромно», как инаугурация нашего президента. Никто не съел ни крошки: вполне обычное явление на приемах по случаю рождения ребенка в Верхнем Ист-Сайде. Едва я вошла в дверь, как зазвонил мой сотовый.
— Алло? — произнесла я.
— Тебе необходимо осветлиться! — отчаянно завопил кто-то. Я с трудом узнала Джорджа, моего парикмахера. Я пользуюсь услугами Джорджа, когда не могу попасть к Ариетт, что бывает довольно часто, поскольку она навечно захвачена Джулией.
— Ты в «Аризоне»? — осведомилась я. («Аризона» — это иносказание, употребляемое вместо слов «наркологическая клиника». Представьте, множество нью-йоркских парикмахеров посещают «Аризону» почти каждый месяц.)
— Только что вернулся. И если не станешь блондинкой, тебе грозит отчаянное одиночество, — продолжал Джордж почти со слезами.
Пришлось объяснить, что брюнетка вроде меня не может заделаться блондинкой, хотя, казалось бы, кому, как не Джорджу, это следовало знать!
— В Нью-Йорке может! — пламенно заверил меня он.
Кончилось тем, что я провела всю церемонию вручения подарков в библиотеке Мими за обсуждением типов личностей, подверженных вредным привычкам, и выслушивая расхожие афоризмы, которые Джордж запомнил в клинике. Вот один из них: «Говори, что думаешь, думай, что говоришь, и не криви душой, когда высказываешься». Каждый раз, когда Джордж попадает в клинику, он начинает вещать с видом далай-ламы. Лично я считаю, что парикмахеры и должны изрекать лишь глубокие истины, имеющие отношение к волосам. Но, так или иначе, никому не приходило в голову назвать поведение Джорджа странным, поскольку время от времени стилист может позвонить любому в любое время и место, включая любые светские мероприятия. Хорошо еще, что меня не было в комнате, когда Мими развернула мой подарок: собрание книг Беатрикс Поттер. Бедняжка едва не упала в обморок, ведь книг оказалось больше, чем она прочла за всю жизнь. Теперь я понимаю, почему на подобных приемах большинство гостей предпочитают дарить модные вещички от «Бонпойнт», а не книги.
Иногда парикмахеры и их бредовые идеи, а также вечеринки и всяческие сборища отнимают так много времени, что я жутко устаю и не могу сосредоточиться на карьере. (А мне действительно необходимо думать о карьере, но об этом позже.) Но на Манхэттене иначе нельзя. Все это как-то незаметно опутывает тебя, и не успеешь оглянуться — по вечерам ты уже никогда не бываешь дома, крутишься как сумасшедшая и потихоньку удаляешь воском волосы в носу, что, впрочем, делают и все остальные. Не проходит и месяца — и ты полагаешь, что, если не позаботишься о волосах в носу, весь твой мир рухнет.