Блудная дочь
Шрифт:
Друзья молча подталкивали везунчика: иди, не мешкай!
Он встал на ватных ногах и поплелся за Ленкой в дворницкую.
– Тебе понравится, – обнадеживала его по пути таинственная незнакомка.
Чем больше шагов он сделал по направлению к тайной двери, тем сильнее нравилась ему его спутница. Она была загадочна и интересна.
Она спокойно отомкнула дверь, пропустила его и заперла их убежище с внутренней стороны.
Темно было тотально. Пахло какой-то степной травой. Наверное, от веников. Ленка свободно ориентировалась в хорошо знакомом пространстве. В руке у нее оказался карманный фонарик.
– Смотри сейчас, что покажу, – предупредила Ленка и направила луч фонарика в самое свое заветное место.
У Мишки аж дыхание перехватило.
– Не стесняйся, смотри. Нагинайся получше, а то не разглядишь, – простецки советовала добрая девчонка.
Он как-то сразу подумал про нее, что она именно добрая. И проникся большой благодарностью.
Она встала на два опрокинутых вверх дном ведра, чтобы ему удобнее было смотреть. Он смотрел во все глаза, не веря своему счастью.
– Понял, куда сувать? – деловито спросила Ленка.
Как на лабораторной по физике.
– Подожди. Не совсем, – решил быть честным парень.
– Первый раз у тебя? – сочувственно сказала девка, как сестра милосердия.
– Ага, – подтвердил Мишка. С ней почему-то все было так просто, что он вообще ничего не стеснялся.
– Все получится, – подбодрила она. – У тебя гондон есть?
– Нет, – расстроился Мишка.
– Я тебе свой дам. А в следующий раз с собой принеси побольше. Или денег дай, я куплю.
Она сама все в первый раз сделала. Мишка сел на ведро, как она велела. Ну, и все получилось. Удобно, хорошо.
– Ты классный, – одобрила Ленка. – Пойдем двор мести. Потом еще дам.
Ноги Мишкины больше не подгибались. Из дворницкой он вышел героем. Даже издалека чувствовалось, как завидуют ему ничему пока еще не обученные друзья.
Так началась его довольно долгая трудовая вахта. Продлилась она почти целый учебный год.
В сентябре, на заре их с Ленкой отношений, он легко и просто справлялся с обычным дневным мусором двора. Потом начался листопад. Он прибегал с раннего утра, выметал нападавшие за ночь листья, получал от нее награду в дворницкой и отправлялся в школу: отдыхать. Успеваемость падала ниже нулевой отметки. Стремительно и неуклонно. Вечером он возвращался в дворницкую. И так – день за днем, месяц за месяцем. Особенно трудно приходилось зимой. Постоянно шел снег, надо было успевать расчищать его, чтоб когда все пойдут на работу, двор был безопасным и удобным. Ну как бы со всем этим справлялась Ленка, без мужских-то рук?
Мишка за ту зиму сильно возмужал, раздался в плечах. Ему, если быть до конца честным с самим собой, уже немножко опостылели все их с Ленкой привычные упражнения. Просто нельзя было бросить девчонку в зимне-весенний период. Понятно, что она тут же подобрала бы себе другого кандидата, но в холода на лавочках редко кто тусовался. Надо было дождаться устойчивого тепла и сдать подругу с рук на руки с чистой совестью.
Весной, видимо по причине всех в совокупности зимних усилий, начался авитаминоз. Он реально много раз самозабвенно засыпал на уроках. Окончательно утратил когда-то прочную репутацию хорошего ученика, перейдя в разряд закоренелых неисправимых двоечников. Однажды дома неожиданно грохнулся в обморок, напугал мать до потери пульса. Еще больше она испугалась, когда ее вызвали в школу и во всех красочных неприглядных подробностях просветили насчет успехов сына и грозящего ему совсем не светлого будущего.
Взволнованная мать ничего не могла понять. Сын никогда не был лоботрясом. Разве неправда? Совсем даже наоборот. Он всегда любил и стремился учиться. Читал даже по ночам, сколько она его ругала за это. Учебники школьные, как к первому сентября получал, так прочитывал от корки до корки. Вот тут же садился и читал. Это так ему было интересно, что они весь год проходить будут.
– Верно, – скорбно подтверждали печальные учителя. – Было. Сами помним. Но воспоминания тают день ото дня. Безотрадная картина сегодняшнего дня вытесняет светлые видения прошлого.
«Так проходит мирская слава». Не зря еще древние римляне это сформулировали.
Мишкина слава примерного вдумчивого ученика скатывалась в окончательное бесславие.
Тут-то несчастная мать и стала его выслеживать. Просто, как таежный охотник, шла по невнятным никому другому отметинам крупного зверя. По-тихому, по-хитрому. А он, лопух огородный, ничего не подозревал. Естественно, очень быстро проследила она его ежеутренний и ежевечерний маршрут. Друзья, кстати, оказались на высоте: ни один не выдал. Молчали, как партизаны-герои под пытками.
Но мать все равно нашла. Подкараулила вечером, когда они с Ленкой из дворницкой выползали с метлами. Непонятно, разобралась ли она досконально, чем они там занимались, или ей хватило только вида сына с метлой за плечом.
Охваченная охотничьим азартом, мать повела себя совершенно по-дурацки. Она подскочила к невозмутимой Ленке и заверещала, что не позволит той приспосабливать своего малолетнего сына к примитивной работе уборщика чужих плевков. И пусть девушка поищет себе другого подметальщика и мусорщика. Ее сын не для подобного времяпрепровождения пришел в этот мир.
Исполняя этот темпераментный огнеметный гимн высокому смыслу Мишкиной жизни, мать сильно увлеклась и забылась. Она совершенно не чувствовала, что сейчас может реально нарваться. Мишка-то до этого всего был нежным, любящим и почтительным сыном. А именно с такими матери обычно и не церемонятся, считая их частью своего законного имущества.
Мужики так устроены, что обычно раскачиваются достаточно долго. И заводятся не сразу, не с пол-оборота, в отличие от представительниц прекрасного и давно уже не слабого пола.
Мишка повел себя совершенно по-мужски. Сначала он просто опешил. Слушал и ошеломленно молчал. Потом пробасил невнятное:
– Ма, да ты что вообще-то?
И только потом, поняв, что увлеченная мать и не думает униматься и вести себя прилично, предупредил:
– Еще слово, и я домой не вернусь! Лучше немедленно прекрати!
Но мать так раздухарилась – не унять. И, конечно, не поверила ему, не осознала еще, что сын стал мужчиной окончательно и бесповоротно, что у него своя жизнь, в которую он и не подумает ее впускать. При самом лучшем раскладе.