Блудная дочь
Шрифт:
Наконец он обмяк, отпустил ее. Она скатилась с него прямо на деньги.
Митя уже сопел, засыпая. Поля подтянула к себе одеяло. Сон не шел. Она думала:
– Он изнасиловал меня сейчас. Я совсем не хотела, а он… И там, в кабинете, изнасиловали меня железякой. Я не хочу больше никакого секса. Никогда. И что же теперь? Он всегда будет так со мной, если я не хочу? И он не будет меня любить, если я не хочу? А если я вообще больше никогда не захочу?
Так она и уснула в горестных мыслях.
Утро пришло тихое и
Митя не предлагал молодому бойцу заняться разминкой, как обычно по утрам. Он собрал все зелененькие бумажки и велел едва проснувшейся Поле:
– Спрячь это ты. Пусть будут у тебя. Это твое. Чтоб я не знал где. В квартире не оставляй.
Раньше бы она отказалась. Но сейчас опять всплыли страшные кабинетные видения, она вспомнила словечки «нищету плодить» и взяла пачку.
Тихо завтракали вкусностями, которые вчера принес Митя вместе с диковинной бутылью.
– Ты чего вчера вроде и не рада была? – спросил он.
– Устала просто. Плохо себя чувствую. Может, грипп надвигается. – Поля решила не говорить Мите о враче. Никогда. И о беременности. Пока.
– А ты «Упсы» выпей, – посоветовал Митя, чмокнув ее в макушку перед тем, как снова уйти на боковую.
Поля собралась и снова поехала к подруге. Ей требовалось решить, как быть: как научиться отказывать ни в чем не виноватому Мите, если самой – хоть режь – не хочется?
– Ну уйди от него, – лениво советовала Катька.
– Ты что? Я же люблю его! – патетически восклицала Полина.
– Тогда спи с ним. Через «не хочу». Он же не поймет тебя. Чтой-то ты вдруг? То хотела-хотела, а то все… Решит, что у тебя кто-то есть. Будет ревновать. Фиг потом докажешь. Забудешь ты про врачиху эту, продержись недельку-другую, все вернется. Ну, поддай слегка перед этим, что ли…
Поля с надеждой ждала, когда все вернется, а пока изображала надвигающийся грипп, ломоту в суставах, слабость, невыносимую головную боль.
Митя жалел ее целых три дня. Терпел. Потом опять принес шампанское, они выпили на кухне, и он предложил:
– Давай попыхаем.
Увидев непонимание, выразился яснее:
– Курнем давай, говорю.
Поля курила с Митей за компанию. Без него она о сигаретах и не вспоминала и радовалась этому: привычка не приходила.
Митя достал пачку «Беломора». Такие курил Полин дед, пока врачи не велели бросить.
– Ого! Папиросы будем курить! – по-детски обрадовалась Поля.
Митя тотчас откликнулся на ее радость, опять начал играть в беби.
– Папироски не простые! В них начинки золотые! Беби будет затягиваться, и будет беби совсем-совсем хорошо, будет беби здоровый и веселый…
– Какие золотые начинки? – улыбалась Поля, беря странно пахнущую папиросу.
– Травка это. Не бойся. Вреда не будет. Это только в книжках: затянулся – и наркоман на всю оставшуюся жизнь. Давай, попробуй. Хорошо будет, увидишь.
Полина затянулась несколько раз, глядя, как это делает Митя. Посидели в тишине.
Ей вдруг стало дико смешно, легко, беззаботно. Все страхи испарились.
Все снова встало на свои места. Вечер провели замечательный.
Утром ее рвало. Митя решил, что это реакция на курение. Но она-то знала, что происходит. Подступил токсикоз. Было ей фигово, но, вспоминая прошедшую ночь, Поля радовалась, что любовь ее, оказывается, никуда не делась, что было, как сказал Митя, хорошо как никогда.
C тех пор утренняя рвота стала привычной. Полина беспокоилась только о том, чтобы Митя ничего не заметил. Она еще не решила, когда ему скажет. К тому же если все-таки решит не оставлять, то зачем вообще говорить. Пусть все будет радостно и без проблем между ними.
Однако Митя, будто чувствуя что-то, вскоре спросил:
– Слушай, а ты как предохраняешься? Не залетишь?
– Не залечу, – успокоила его уже «залетевшая» подруга.
И вдруг сам по себе выговорился вопрос:
– А если и залечу? Что тогда?
Но Митя уже успокоился, потерял интерес к теме, увидев, что Поля сама безмятежно спокойна за себя.
Раз все не всерьез, можно было снова начинать игру, сюсюкать с беби:
– Что тогда? Будет у меня тогда пузатый молодой боец. Со скрипкой. И как мне пробираться к бойцу, если у него вырастет большое-большое пузо? И как я буду его на ручках носить?
Звучало вполне утешительно. Он, правда, тут же отвлекся от своих причитаний, занялся чем-то другим, Поля не успела продолжить разговор.
А вскоре накатили на нее внутренние изменения: все стало раздражать – и запахи, и беспорядок в квартире, которую прежде убирала она, а теперь не могла, не было сил. Каждый день она придирчиво разглядывала себя в зеркало. Живот пока не рос, сильно увеличилась грудь. Полина стала чувствовать себя неуклюжей, неповоротливой, неловкой. Еще получалось влезать в свои узенькие джинсы, но все теснило, хотелось одежды свободной, уютной. Она купила большой просторный свитер и мягкие широкие брюки с подтяжками. Мите решительно не понравилось:
– Не меняй стиль одежды. Не твое – толстит. Выглядишь как колобок.
Полина вспылила. Впервые за их совместную жизнь. Она стала вопить, что ему лишь бы фигуру видеть, а посуда стоит немытая, есть не из чего, а в грязи возится только она и она.
Митя в ответ орал еще громче:
– Не нравится грязная посуда – стой у раковины и мой! Не хочется – пошла вон!
Такого между ними еще не было. Поля ушла спать в другую комнату, он не позвал. И не думал заговорить. Она чувствовала его раздражение, тревожилась все больше. Наутро вымыла посуду, навела порядок на кухне, ушла из дому, шаталась по магазинам, заехала к Катьке. Беспокойство не оставляло ее.