Блудная дочь
Шрифт:
Он стащил с нее платье и лифчик; она торопливо расстегнула на нем рубашку, наслаждаясь прикосновениями к гладкой коже и тугим мускулам. Сомнения, сожаления – все это придет позже: сейчас она не знала и не хотела знать ничего, кроме Нейва и его страсти.
Скомканное платье слетело на пол, и Шелби осталась в одних трусиках. Горячее дыхание Нейва обжигало ей грудь, спускаясь все ниже, ниже... Вот язык его нырнул ей в пупок, а сильные руки приподняли ягодицы – и Шелби вскрикнула, задыхаясь от неописуемого наслаждения.
Когда Нейв
«Опомнись, Шелби! Не делай этого!»
– Скажи мне «нет», – хрипло взмолился он.
«Вот именно! Скажи ему «нет»! А потом вставай и убирайся отсюда, и больше не приходи!»
– Не... не могу!
– Шелби, это опасно! – прошептал он.
Но Шелби уже не понимала, что он говорит, – чувствовала лишь, что горячее дыхание его щекочет кожу в самом интимном месте. Как может она остановиться, если разум ее сгорел в огне желания, если «вчера» и «завтра» превратились в пустой звук и теперь для нее существует лишь этот миг – сладчайший миг, растянувшийся на целую вечность?
Он прильнул губами к нежной коже на внутренней стороне бедра – и Шелби ахнула, наслаждаясь и страстно желая большего.
Он целовал ее так, как позволено целовать лишь любимому, и Шелби радостно открывалась ему навстречу, всю себя, без остатка доверяя этому человеку.
Как могла она хоть на миг вообразить, что любовь ее позади! Как могла назвать это блаженство простым сексуальным желанием, игрой гормонов? Между игрой гормонов и тем, что творится с ней сейчас, такая же разница, как между небом и землей.
Где-то в глубинах тела властно рождался могучий отклик на его ласки. Миг – и Шелби забилась в объятиях Нейва, исступленно выкрикивая его имя:
– Нейв!
– Сейчас, милая, сейчас!
Он приподнялся над ней, приблизил лицо к лицу, щекоча щетиной нежную кожу ее щеки.
– Шелби, радость моя, как же я мог жить без тебя!
Он вошел в нее одним мощным толчком – и жгучая радость пронзила Шелби, и легко и без усилий, словно Нейв был для нее давним и постоянным любовником, она ответила на его ритм.
– Шелби... прекрасная моя Шелби... – шептал он, словно в бреду.
Они двигались слаженно, без слов понимая друг друга. «Я люблю тебя, Нейв, как же я тебя люблю!» – думала Шелби и хотела прокричать о своей любви на весь белый свет, но голос ей не повиновался.
Они достигли кульминации одновременно и замерли, тяжело дыша, совершенно обессиленные.
Что-то влажное смочило Шелби щеки, и с удивлением она поняла, что это слезы.
– Прости... что я плачу... я не потому...
– Тише, милая. Не надо извиняться. Все хорошо.
Он приложил ее руку к своей груди, и, замерев в сладком блаженстве, Шелби слушала, как постепенно успокаивается и умеряет ход размеренное биение его сердца.
Позже, когда они лежали обнявшись в сгущающихся сумерках, а за окном щебет дневных птиц сменялся
– Знаешь, я о тебе беспокоился.
– Почему?
– Сам не знаю. Но в городе происходят какие-то странные вещи, и мне это не нравится.
Он перекатился на бок и зажег настольную лампу. При слабом электрическом свете Шелби с любопытством оглядывала его тесную, скромно обставленную, но безупречно чистую спальню.
– Ты просто нервничаешь оттого, что Росс Маккаллум на свободе. Все здесь его опасаются.
– А ты – нет?
Шелби поколебалась. Может быть, пора признаться? Ведь рано или поздно Нейв должен узнать, что отец Элизабет, быть может, вовсе и не он! Но нет, ни за что на свете она не расскажет ужасной правды – тем более в такую минуту!
– Я больше всех его боюсь, – призналась она, облизнув пересохшие губы. Господи, что почувствует Нейв? Какими глазами на нее посмотрит, когда узнает, что ее касались грязные лапы насильника? – Но стараюсь бороться со своим страхом.
Нейв пристально и серьезно взглянул ей в лицо.
– Шелби, – сказал он тихо, – я знаю, что случилось.
– Да нет, едва ли, – принужденно усмехнувшись, ответила она. Но глаза Нейва не отрывались от ее лица, и сейчас она читала в их стальной глубине лишь любовь и понимание.
– Маккаллум изнасиловал тебя, Шелби. Поэтому ты и уехала из города.
Сердце ее болезненно сжалось, и на глазах вновь заблестели слезы.
– Раньше я не знал, что ты была беременна, – продолжал Нейв вполголоса. – Но теперь все понимаю. Ты боялась рассказать мне о ребенке, потому что не знала, кто его отец – я или Маккаллум.
– Нет, только не он! – вскрикнула Шелби. Слезы потекли у нее по щекам. – Это не он! Это... этого просто не может случиться!
– Шелби, не все ли равно?
Конечно, нет! – Только вообразить, что ее дочь, ее драгоценное дитя, могла быть зачата в этом кошмаре... Шелби зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Нейв привлек ее к себе и нежно поцеловал в лоб.
Ты не знаешь, кто отец твоей дочери, и это тебя мучает.
Нет-слабо запротестовала она.
Он приподнял ее голову за подбородок, заставив смотреть себе в глаза.
Шелби, милая, ты ни в чем не виновата.
Но...
– Ты меня слышишь? – настаивал он, не давая ей отвернуться. – Ты не виновата. Ни в чем.
– Но я... я... – Рыдания мешали ей договорить.
– Не надо, милая! Все позади.
Он снова прижал ее к себе – и Шелби рыдая, уткнулась ему в грудь. Те чувства, что она десять лет носила в себе и скрывала от себя самой, наконец-то пролились очистительными слезами.
До сих пор ее тайны не знал никто, исключая разве отца – узнав, что дочь беременна, он заставил ее поведать обо всех событиях той ужасной ночи. Но отец не мог утешить ее, не мог стать ей опорой, и даже в самом смелой фантазии Шелби не пришло бы в голову рыдать у него на плече. А Нейв... Нейв – совсем другое дело.