Блудница
Шрифт:
Когда Алена, спохватившись, что опаздывает в театр, торопливо двинулась по аллее к выходу из парка, то, украдкой глянув в зеркальце, увидела спешащую за ней припадающую на одну ногу странную незнакомку. Она проводила Алену до самого театра и сразу куда-то испарилась... видимо, свернула в одну из подворотен...
Как странно! Непостижимые свойства памяти, вероятно, не дано разгадать никакому человеческому гению. Независимо от желания помнить, это неизбежно ухает в бездну забвения, чтобы в нужное время или же, наоборот, на примитивный людской взгляд якобы некстати вынырнуть
Недаром Вероника так напряженно улыбнулась Алене, когда их знакомил Кристиан. И ведь что-то вертко и мгновенно пронеслось в Алене при виде ее необычного лица с глазами, уголки которых опущены вниз... Теперь, задним числом, она вспомнила и тот затаенно-обожающий взгляд Кристиана, которым он глядел тогда на гувернантку.
Алена протяжно вздохнула и вопросительно посмотрела на Кристиана.
— Зевать вслух — это верх неприличия, — не глядя на Алену, недовольным голосом заметил Кристиан и достал из кармана телефон.
— Ну это нечто! — возмутилась Алена. — Это уж никакого слуха не иметь, чтобы не отличить зевка от протяжного задумчивого вздоха!
— И вздыхать нечего! — опять сорвался Кристиан. — Развела на пустом месте какие-то тайны! Я тебя, конечно, рад видеть. Как всегда. Но я перенес прием больных на завтра. А ты сидишь себе и вздыхаешь... А я, как последний идиот, должен разгадывать твои ребусы. Зачем нам нужен Жак? Отвечай немедленно!
— Ну уж прям-таки и немедленно! — не поддаваясь агрессивному тону Кристиана, возразила Алена. — Конечно, ты имеешь право знать абсолютно все... Тем более что это впрямую касается твоей дочери.
— Марии? — изумленно вскинулся Кристиан.
— Марии, конечно. Ты так реагируешь, словно у тебя есть еще какая-нибудь дочь. Кстати, подумай об этом. Наличие или отсутствие еще одной, но непременно рыжей и веснушчатой дочери имеет решающее значение.
Кристиан озадаченно и с легкой опаской взглянул на Алену:
— Слушай, по-моему, ты заговариваешься. Несешь бред, и глаза у тебя сегодня какие-то ненормальные...
— Будут ненормальные, ежели не спавши всю ночь. — Алена коротко зевнула и, спохватившись, поспешно прикрыла рот маленькой ладошкой. — Кстати, о балерине. Если можно, я бы с ней тоже познакомилась. Мне нужно задать ей всего несколько вопросов.
— Если только она соблаговолит тебе ответить. У нее характер бешеного необъезженного мустанга, — усмехнулся Кристиан.
— Здорово. Значит она должна быть талантливой. Я слышала о ней, но, к сожалению, не видела на сцене. Вот, кстати, и повод. Можешь сказать, что я примчалась из России специально, чтобы поглядеть, как она танцует.
Кристиан сдержанно хмыкнул:
— Если она узнает, что ты — режиссер и до сих пор не пересмотрела по несколько раз каждый из ее балетов, она тебе и руки не подаст. Так что? Если к старине Жаку, то нам недалеко. Он в санатории.
— Едем. Только тормозни около магазина. Не с пустыми же руками являться к моему дорогому Жаку...
Нагруженные пакетами и коробками со всякой вкуснятиной, Алена и Кристиан вылезли из машины у массивных чугунных ворот санатория. Долго шли по аллее, обсаженной густыми зарослями кустарников и деревьев, с набрякшими почками, уже вот-вот готовыми провозгласить приход весны клейкими пахучими листьями. Из темной земли кое-где простреливались подснежники и крокусы, и воздух был наполнен тем особенным густым влажным настоем запахов, от которого плывет голова и начинает чаще биться сердце. Но для этих двоих учащение пульса грозило бы беспросветной тахикардией — так переполнены были их вены и артерии взбудораженной кровью в предвкушении встречи со своим детством, с любимым стариной Жаком.
— Я, честно говоря, перед ним виноват. Две последних недели все клиники как сговорились вызывать меня на консультации. Весна... Много тяжелых обострений. У меня своих больных невпроворот... — слегка задыхаясь, говорил на ходу Кристиан. — Но я звонил, все время звонил и справлялся. Все было ничего, соответственно возрасту и его болезням.
— А вдруг он меня не узнает? Представляешь, мы не виделись со дня похорон тетушки Эдит.
— Тебя не узнать невозможно, — насмешливо произнес Кристиан. — Ты законсервировалась в пятнадцатилетнем возрасте. И могу предположить, что навсегда.
— Фу! Слово противное! Ненавижу два слова: никогда и навсегда. В них заключается самая большая ложь на свете. Ого! Вот это дворец!
Алена замерла в восхищении перед огромным старинным особняком в стиле барокко с массивными колоннами и скульптурами вдоль всего здания. Дом, видимо, покрасили к приходу весны, и он стоял белоснежный и величественный, как корабль перед спуском на воду. По широкому мраморному крыльцу они поднялись в вестибюль.
— Добрый день, доктор МакКинли! — поднялась из-за стола им навстречу пожилая приветливая женщина в белом халате. Она с улыбкой кивнула Алене и представилась: — Сара Адамс.
— Алена, мой друг с детства и большой друг господина Жака.
— Тоже с детства, — добавила Алена, и все трое рассмеялись.
— А где же сам господин Жак? — также оживленно поинтересовалась мадам Сара Адамс. — Упросил оставить его продышаться на скамейке после душного Парижа? — и она выглянула сквозь большое окно в парк.
Накрывшая с головой Алену и Кристиана удушливая пауза, казалось, длилась вечность.
— Когда его увезли? — стряхнув оцепенение и моментально преобразившись, резко спросила Алена. — Кто? И какую причину вам преподнесли?
Сара непонимающе испуганными глазами таращилась то на Алену, то на Кристиана.
— Не молчите! Господин МакКинли не отдавал никаких распоряжений отпустить его с кем бы то ни было! — так же резко повысила голос Алена. — Кто его увез? Когда? На чем? Этот приезд предварил звонок якобы от доктора МакКинли? Или была записка? А господин Жак вел себя как всегда? Это было при вас?
От каскада вопросов Сара побледнела и опустилась на стул. Кристиан, казалось, онемел, и только грубый толчок в бок острым локтем привел его в себя.