Блудное Солнце. Во Славу Солнца. Пришествие Мрака
Шрифт:
Однако говорить об этом сейчас было бессмысленно.
— Благодарю тебя, Ври.
Он открыл глаза, но Рош поняла, что он ее уже не видит.
— Боюсь, я потерпел поражение, — тихо проговорил он.
Он умер, прежде чем Рош успела что-нибудь возразить.
Первым делом Рош загерметизировала скафандр Ври и стащила его тело с кресла пилота. Ври направил «Надежду» в никуда; двигатели продолжали работать, истребитель неумолимо удалялся от кабины. Может быть, перед смертью Ври собирался изменить курс или рассчитывал, что Рош сама справится с этой задачей.
Собственная беспомощность раздражала
Она попробовала разобраться с системой управления, и ей удалось выяснить, как включаются вспомогательные двигатели — в результате курс истребителя стал еще более безумным. Рош опасалась, что может и вовсе взорвать реактор, поэтому прекратила дальнейшие попытки и задумалась. Система жизнеобеспечения работает нормально, запаса топлива хватит надолго. В истребителе она продержится гораздо дольше, чем в кабине. «Считай, что тебе повезло», — сказала она себе. Со временем она сообразит, как работают приборы, и сумеет воспользоваться связью, что еще больше увеличит ее шансы на спасение…
Не вызывал вопросов только навигационный дисплей. Судя по всему, истребитель должен был пролететь вдоль края кольца; приблизительно через сутки она окажется в его непосредственной близости. Электрические аномалии, на которые обратил внимание Каджик, заметно уменьшились, но она продолжала их опасаться. Что она станет делать, если попадет в ловушку, Рош не знала.
Даже после того, как усталость превратила ее в бесполезное, обессилевшее существо, Рош изо всех сил боролась со сном.
Ее страшили образы, которые обязательно возникнут, стоит только закрыть глаза. Она не хотела увидеть Майи — живой или мертвой: рана была слишком свежей. А еще Гейд, Каджик и Ящик — даже Альта Ансуриан и Кейн. Особенно Кейн.
Рош верила ему, а он ее предал. Если бы все было черным и белым, она могла бы принять случившееся. Но стоило подумать о возможных последствиях, об эмоциональной стороне вопроса, как ей становилось невыносимо больно. Теперь ей до конца жизни придется размышлять о том, что произошло. Если бы удалось хотя бы на несколько мгновений забыть о Кейне, она была бы благодарна судьбе.
В конце концов Рош заснула. Никто не в силах противиться сну бесконечно. Ей ничего не снилось.
Спустя четырнадцать часов после того, как Рош покинула кабину, сияние кольца заняло почти весь передний экран обзора. Субстанция напоминала желтоватый дым, завитки которого время от времени скрывали звезды. Диковинные, блистающие полосы вспыхивали в самых неожиданных местах, напоминая сияние восхода. Рош больше не могла выделить плоскость эклиптики, или хотя бы представить себе, с какой стороны подлетает к кольцу. Оно тянулось во все стороны, и встречи с ним было не избежать.
И снова Рош пожалела, что Солнечная система лишена каких-либо отличительных черт. Если бы ей пришлось потерпеть катастрофу на Обители возле мира Сиакка или погибнуть на ионном мосту, соединяющем Какамат и Маракан в Палазийской системе, ей посчастливилось бы напоследок полюбоваться изумительным зрелищем. А она приближалась к огромной туче пыли. Рош даже не знала, какими будут последствия этой встречи. Если пыль
Именно в этот момент она начала слышать голоса.
Сначала Рош показалось, что она вновь погрузилась в сон.
Она услышала обрывок фразы — возникло ощущение, будто кто-то разговаривает у нее за спиной, — потом какие-то слова.
Еще и еще, пока предложения не слились в сплошной поток.
Тихие голоса принадлежали людям всех возрастов; большинство использовало стандартный галактический язык — хотя Рош удавалось разобрать лишь отдельные слова, — другие говорили на незнакомых ей наречиях. Их было так много, что Рош не могла за ними уследить и хоть что-нибудь понять. Она лишь улавливала отдельные интонации, проносившиеся мимо, точно призраки или полузабытые сны.
Голоса были счастливыми и грустными, сердитыми и обиженными, исполненными гордости и ликования…
Когда включилась система жизнеобеспечения скафандра, Рош поняла, что не спит. Температура в истребителе повысилась, но Рош так увлекли необычные голоса и разговоры, что она ничего не заметила. Вероятно, она не учла, что за долгие часы непрерывного ускорения корабль успел развить огромную скорость. Когда, недовольная своей рассеянностью, Рош принялась изучать показания приборов, она вдруг почувствовала, как дрожат от напряжения переборки «Надежды». Она не знала, как провести диагностику корпуса, поэтому не смогла выяснить, получил ли истребитель серьезные повреждения.
Оставалось только тревожиться и надеяться на лучшее. В конце концов «Надежда» пройдет сквозь кольцо. Или не пройдет.
Все предельно просто.
— Что касается топора…
Какая странная фраза… Наступила пауза, наполненная другими голосами, а потом Рош удалось расслышать продолжение. Рядом громоздилось множество других слов, но теперь Рош смогла выделить из них те, что знала, слышала раньше.
…ядерный взрыв с расстояния в сто метров. Я знаю, знаю, но, если бы не ты, я бы не попала в такое отвратительное положение. Неужели ты не понимаешь, как мне тошно находиться здесь и не иметь возможности хоть чем-нибудь заняться?
Рош продолжала слушать. Это ее голос. Она вспомнила разговор, но не ситуацию.
— Знаешь, Ящик, чем быстрее мы попадем в Штаб, тем будет лучше.
Теперь Рош сообразила, где происходил разговор — в ее каюте на «Полуночи». Она жаловалась на свою участь — ее раздражало то, что она привязана к Ящику, возмущал отказ капитана Клоуза разрешить ей осмотреть таинственную капсулу, которую корабль подобрал в глубоком космосе. Именно там все и началось.
Но почему она слышит этот разговор именно сейчас?
Есть только один ответ: ее окружает не просто пыль…
— Эй! — позвала она.
Она не стала включать переговорное устройство скафандра. Просто заговорила вслух.
— Привет, Морган, — ответил знакомый голос. — Я все ждал, когда ты догадаешься.
И удивилась она гораздо меньше, чем следовало бы.
— Это все твои голоса? — спросила она. — Твои воспоминания?
— Границы личности, известной под именем «Крессенд»; трудно определить, — ответил он. — За свою долгую жизнь я был разными индивидуумами и породил множество других.