Блуждающая Искра
Шрифт:
— Ге-ге! Господин лейтенант! — тихо окликнул Антуан крепко спавшего молодого моряка, остерегаясь разбудить товарищей и выдать им несвоевременный сон дежурного офицера. — Это я, мой лейтенант, Антуан.
— Э! О! Что такое? Это вы, Антуан? В чем дело?
— Я слышу шум, который мне не нравится, лейтенант; боюсь, что это шум прибоя. Слышите? Вода ударяет о скалы.
— Мы на милю от берега, Антуан, и было совсем тихо.
— Но пойдите, посмотрите и прислушайтесь, уже немного светает. Не нравится мне этот шум!
Молодой человек зевнул, потянулся и неохотно пошел к борту; его ноги отяжелели, и он двигался медленнее обыкновенного. Но едва поровнялся он с
Вот в такие-то минуты серьезной опасности и обнаруживаются все качества капитана: когда поднялась тревога, Рауль первый появился наверху судна, и один не только сохранил полное самообладание, но еще нашел в себе силы ободрить свой экипаж. Не время было теперь упрекать виновных, надо было все искусство, все силы, всю изобретательность употребить на то, чтобы, если еще можно, спасти прекрасное судно, предмет, самый дорогой сердцу Рауля после Джиты.
Между тем несчастный молодой лейтенант, бросив еще один взгляд на, повидимому, безнадежное положение люгера, сознавая свою вину, в отчаянии, со свойственной морякам необузданной пылкостью, бросился с противоположного конца судна в море и тут же утонул.
Об этом несчастьи немедленно доложили Раулю.
— Если бы он это сделал час тому назад, «Блуждающая Искра» не сидела бы теперь пригвожденной к этим скалам, как судно, которое требует починки. Но бодритесь, ребята! Попробуем спасти наш прекрасный люгер.
В словах Рауля не было бессердечной жестокости, в них говорило сдержанное отчаяние: он не мог простить того, что его чудное судно, верх совершенства и изящества, гибнет в тихую погоду по одной только небрежности.
Насколько можно было осмотреть швы судна, они казались непопорченными, — судно, очевидно, очень плавно село на мель; это подавало некоторую надежду. В это время восходящее солнце осветило проходившую неподалеку фелуку, и Рауль отрядил за нею часть матросов под командой Итуэля, чтобы захватить ее и привести к люгеру. У него была двойная цель: или переложив на нее часть груза с люгера, тем облегчить его и дать ему, быть может, возможность подняться и сойти с мели; или, в крайнем случае, перевести на фелуку людей, если уж от люгера придется окончательно отказаться. Но он никому не высказал своих мотивов, и никто не осмелился спрашивать его. Дисциплина на судне Рауля была образцовая, и в этом заключалась вся его сила.
Отправив Итуэля за фелукой, Рауль сел на ялик, желая лично осмотреть состояние люгера. Острова Сирены несколько выступают из воды, и если бы часовые не уснули в свое дежурство, они не могли бы не заметить опасности, когда судно стало слишком близко подходить к ним. Наступившее утро дало возможность людям в точности познакомиться с их положением. Люгер, оказалось, поднятый более обыкновенного сильной волной, засел в трещину между двух скал. Кругом было очень глубоко, но сдвинуть его нельзя было иначе, как облегчив от части груза. Пока было тихо, люгер находился в сравнительной безопасности; но сильные волны должны были его поднять и разбить о скалы. Пять минут было достаточно Раулю, чтобы убедиться в положении дел, и он радовался, что успел уже отправить Итуэля за фелукой. Затем осмотрены были ближайшие скалы, и Рауль увидел, что на некоторых из них можно было без повреждения сохранить часть груза.
Рауль немедленно распорядился, чтобы принялись за дело. На
Рауль сделал все, к чему обязывала его ответственность, как капитана. Час деятельного, целесообразного и настойчивого труда уже принес много. Между тем ему донесли, что волной снизу уже начинает немного поднимать значительно облегченный люгер. Фелука, захваченная Итуэлем, приближалась, и можно было рассчитывать, что она совсем подойдет к люгеру через десять минут.
На палубе люгера снесено было множество различных предметов для перемещения на фелуку; кругом по скалам разложены были бочки, ящики, снасти, баласт и другие вещи; только с оружием и припасами Рауль не расставался, решив защищаться до последних сил, но, повидимому, нападения ниоткуда не предвиделось. Чтобы не терять времени даром и с приходом фелуки прямо приняться за окончательную перегрузку, Рауль отдал приказ команде завтракать. Эта минута отдыха дала ему возможность осмотреться и поразмыслить. Много раз его глаза тревожно обращались к высотам Санта-Агаты. Помимо образа дорогой ему Джиты, его влекло туда и беспокойство, как бы какой-нибудь случайный путник не заметил его потерпевшего судна и как бы весть об этом не дошла до англичан. Но было еще слишком раннее утро, и никого не было видно; к тому же Итуэль приближался с фелукой.
Как все изменилось! Давно ли Рауль стоял на своем маленьком люгере с головой, поднятой вверх, с сознанием своих сил и молодости. А теперь? Его голова поникла, он имел вид человека, настигнутого несчастьем. Но все же он не утратил врожденной предприимчивости и, сидя на палубе своей потухшей «Блуждающей Искры», строил планы возможности захвата какого-нибудь хорошего английского судна, если не удастся спасти люгер. Ожидаемая фелука давала ему эту возможность, а экипаж его был достаточно многочислен и смел, чтобы предприятие удалось.
Пока он еще сидел таким образом, погруженный в свои соображения, подъехал и Итуэль. Фелуку привязали к люгеру, матросов, бывших с Итуэлем, отправили завтракать, а Итуэля Рауль пригласил разделить с ним его умеренный завтрак. За едой оба обменялись сообщениями о том, что произошло за это короткое время разлуки, и Рауль с тревогой узнал, что все люди с фелуки сели в лодку при первом приближении Итуэля с матросами, считая сдачу фелуки несомненной, и уехали. Из того, в какую сторону они отправились, Раулю стало ясно, что они поняли, какое судно засело в трещине скал Сирены, и теперь можно было наверное поручиться, что еще в течение утра об этом происшествии будет сообщено англичанам.
Глава XXVII
Известие, сообщенное Итуэлем, совершенно меняло положение дел. Менее чем через час могли явиться неприятельские лодки с такими военными силами, против которых маленькому люгеру нельзя было устоять; самих фрегатов и корвета нельзя было ожидать вследствие полного безветрия.
Рауль еще раз взвесил все обстоятельства, посмотрел на своих матросов, спокойно завтракавших со свойственным морякам равнодушием к опасностям, и понял, что вся ответственность лежит на нем. Он не был человеком, уклоняющимся от своих обязанностей, и употребил те свободные секунды, которыми еще мог располагать, на окончательное, зрелое обдумыванье возможного выхода из почти безвыходного положения.