Блуждающий меж звезд
Шрифт:
– Это было бы здорово!
Профессор похлопал Дэвида по плечу и, насвистывая мелодию из популярного телешоу, направился на кухню.
Проводив взглядом своего учителя, мальчик вернулся к музыкальному инструменту. Руки тут же нашли нужные клавиши, и из пианино снова полилась печальная мелодия. Несмотря на яркое солнце, чьи лучи пробивались через грязные стекла, покрытые разводами, из-за музыки складывалось впечатление дождливого дня. Вот-вот и тяжелые ледяные капли начнут медленно падать прямо с потолка, разбиваясь о гладкую поверхность пола или впитываясь в мягкую обивку дивана. Постепенно уровень воды будет подниматься, пока полностью не заполонит собой свободное пространство. Но это были только образы в голове мальчика, пытающегося
– Совсем другое дело! – прозвучал довольный голос Профессора, едва Дэвид сыграл последнюю ноту.
– Спасибо, но я могу и лучше! – принимая из рук учителя какао воскликнул Дэвид.
– В этом я нисколько не сомневаюсь, – Профессор облокотился на стену, держа в руках большую кружку с ароматным напитком.
– Ты быстро учишься, даже слишком. Так что давай не будем торопить события и перегружать твой юный мозг новой информацией. Пусть все как следует уляжется.
– Вы думаете, я могу стать хорошим музыкантом?
– Нууу, – протянул учитель, – это зависит только от тебя самого, но все задатки у тебя есть. Твой отец еще не надумал купить пианино?
– Он часто говорит об этом.
– Тогда в чем же дело?
– Я не могу вам сказать.
– Понятно, – Профессор и без объяснений догадался, что дело в больших расходах на врачей для матери Дэвида. – Ты можешь приходить ко мне и играть в любое время, конечно, если у меня не будет занятий с другими учениками.
– Спасибо, Профессор.
– Не за что. Ведь в конце концов что может быть важнее любимого занятия. Знаешь, когда я был в твоем возрасте и родители заставляли меня заниматься музыкой, я буквально ненавидел все это. Мама часто говорила: «Я думаю о твоем будущем, Эдвард! Ты еще слишком маленький, чтобы это понять, но однажды ты будешь мне благодарен!» И сейчас я действительно ей благодарен. Порой для того, чтобы понять, как сильно мы заблуждались, нужно время.
– И когда вы изменили свое мнение?
– Это довольно грустная часть истории. Ты уверен, что хочешь ее услышать? – слегка прищурившись, поинтересовался Профессор.
– Конечно, – кивнул мальчик.
– Всю мою жизнь с нами жила бабушка по маминой линии. И она очень любила слушать, как я каждый вечер играю для нее одну и ту же композицию…
– Какую? – перебил Дэвид. – Ой, простите.
– Ничего, – он действительно не злился, ведь для этого не было никаких оснований. – «К Элизе» Бетховена. Бабушка говорила, что эта мелодия напоминает ей о детстве: временах, когда она бегала босиком на соседнюю улицу, чтобы купить батон свежего хлеба. И хоть мне и не нравилось играть, но я делал это для нее, – глядя в пол, Профессор замолчал.
– И так вы однажды полюбили музыку?
– Что? – он опомнился и перевел взгляд на Дэвида. – Ах, нет. Через несколько лет, когда бабушки не стало. На ее похоронах собралось много людей из разных эпох ее жизни. Но даже когда гроб опускали в яму, я еще не до конца понимал, что же случилось. Могилу быстро засыпали землей, оставив на ее место высокий холм, и все присутствующие поехали к нам домой. Там ко мне подошла наша соседка. Оказалось, что бабушка буквально каждый день рассказывала ей, как я играю, и тогда она попросила сыграть «К Элизе» для бабушки в последний раз. Я согласился. Сел за пианино, открыл крышку и, закрыв глаза, начал воспроизводить выученные наизусть ноты. С каждым нажатием на клавиши внутри меня что-то менялось, пока наконец я не осознал, как сильно мне будет не хватать наших с бабушкой вечеров. Я сожалел о каждом дне, когда ворчал и пытался отлынивать от надоевшей композиции Бетховена, ведь в те секунды делал больно близкому человеку. На глаза навернулись слезы, и я понял, что музыка – это то, что тонкой нитью навсегда связало меня с бабушкой. Прежде игра на пианино и издаваемые им звуки были для меня просто механическим процессом, но тут я прочувствовал каждую ноту и впервые услышал, как по-настоящему звучит этот громоздкий инструмент. И с тех пор для меня ничего не изменилось. Иногда по вечерам я гашу свет в комнате и играю «К Элизе» для бабушки. Пару раз мне даже казалось, что она, как прежде, сидит на диване и внимательно слушает. Хотелось бы, чтобы это было правдой.
– Вы на самом деле ее видели? – Дэвид был еще слишком юн, чтобы в полной мере осознать то, о чем говорил Профессор, зато тема призраков, как и любого мальчишку, интересовала его гораздо больше.
– Не знаю, – задумчиво ответил учитель. – Трудно отделить желаемое от реального. Я видел ее краешком глаза, но стоило мне повернуть голову, и на диване уже никого не было.
– Может быть, попробуете сыграть сейчас, а я послежу из-за угла?
Высоко закинув голову, Профессор рассмеялся. Его позабавила наивность Дэвида.
– Если бы все было так просто, мой мальчик. Чудеса не происходят по заказу – они сами определяют момент, когда им стоит свершиться.
Раздался неожиданный звонок в дверь, отчего Дэвид, погруженный в думы о приведениях, подпрыгнул на месте.
– Не пугайся, – Профессор взглянул на позолоченные часы на запястье. – Просто Сэйди пришла чуть раньше.
– Сэйди, – расползаясь в улыбке, подумал Дэвид.
Он познакомился с ней примерно через месяц после того, как начал брать уроки у Профессора Эдварда Стоуна, и от того момента их отделял целый год. Они едва не столкнулись лбами, когда Дэвид пересекал порог дома Профессора.
– Ой! – воскликнул мальчик, отпрыгивая назад.
Девушка в отличие от него замерла, как вкопанная, вытаращив глаза, но быстро пришла в себя и, положив руку на грудь, перевела дыхание.
– Прости…те, – тихо произнес он, краснея от стыда, что напугал ее.
– Ничего страшного, – улыбнулась Сэйди, и Дэвид на долгие годы запомнил эту улыбку.
В ней было что-то внезапное, восхитительное, пожалуй, даже что-то ангельское. От своих мыслей мальчик раскраснелся еще больше и не нашел ничего умнее, чем опустить взгляд как можно ниже.
– Что вы здесь кричите? – из комнаты показалась голова Профессора. – Кого-то убивают?
– Нет, все в порядке, – ответила девушка. – Просто получилась немного неожиданная встреча, – она снова повернулась к Дэвиду и протянула свою тонкую хрупкую руку. – Меня, кстати, зовут Сэйди, а тебя?
– Дэвид, – ответил он, но пожать руку не решился. – Мне пора. Извините.
Он вылетел из дома так быстро, как только мог себе представить, и, не оборачиваясь, бежал вниз по улице до тех пор, пока не свернул в переулок. Только тогда мальчик остановился и, тяжело дыша, уперся руками в колени, а когда дыхание пришло в норму, он выпрямился, посмотрел назад и мечтательно произнес: «Сэйди».
Между ними была целая пропасть, измеряемая годами: ему едва стукнуло двенадцать, а ей уже давно шел девятнадцатый год. Если бы они встретились лет на десять позже, то разница не играла бы никакого значения, но сейчас в глазах девушки Дэвид был всего лишь ребенком, и он все прекрасно понимал.
Они то и дело пересекались в доме учителя музыки и иногда, на радость Дэвида, даже перекидывались несколькими фразами. Это были совершенно бессмысленные «Как дела?», «Давно учишься играть?», «Тебе нравится, как преподает Профессор Стоун?», но даже этого было достаточно, чтобы Дэвид чувствовал себя счастливым.