Блуждающий по вселенным
Шрифт:
Его вопросы попали на благодатную почву. Оба собеседника, порой противореча друг другу, а порой сходясь во мнениях, стали описывать один из последних случаев, когда некий сидящий в тюрьме преступник нарисовал такие картины, что его сектор завоевал первое место в городских ежегодных соревнованиях. В других городах тоже было такое, уже и неизвестно кем введенное развлечение, но в Макиле не первое десятилетие эти соревнования проходили с ажиотажем. Еще за полгода до финалов и подведения итогов здесь начиналась подготовка, тренировки, отборочные соревнования и прочая, прочая, прочая…
Чего там только не было и в каких только видах спорта, быта и искусства не соревновались. И одним из самых значимых
Вот в этом году и случилось чудо, о котором стало известно вчера вечером. Победили с невероятным отрывом от всех иных творений картины ранее никому не известного художника. Все три! И создавались шедевры не где-нибудь, а в тюрьме, по заказу господина поставного. Пока, как ни старались вызнать газетчики, имя автора не было известно. Но уже сегодня утром открылась выставка, где эти картины выставлены для всеобщего обозрения.
– О! Вот такими шедеврами и надо украшать главный зал арляпаса! – воскликнул Чарли после того, как выяснил адрес выставки. – И я прямо сейчас отправлюсь туда и если даже не куплю эти творения, то дам заказ талантливому художнику. Может, это дешевле обойдется…
Собеседники не стали его отговаривать, да и о другом были их мысли:
– Ну и как вам наше заведение?
– Что вам сказать… – уже стоя в холле, задумался гость. – Не хочется вас обижать, но… Все какое-то маленькое, серенькое и убогое. Потолки низкие, двери – словно для худых лилипутов. Кухня – тихий ужас…
Он с минуту перечислял все замеченные и придуманные минусы, а напоследок заявил:
– Но вполне возможно, что я все равно куплю ваш арляпас, если вы согласитесь на мою цену, да еще и разделенную на три выплаты. Причем сразу говорю: торговаться не намерен.
И назвал цену вдвое меньшую заявленной продавцами. Пока те ошарашенно открывали рты, собираясь возмутиться, заверил в самой искренней симпатии к ним, пообещал принять с положительным ответом в любое время дня и ночи, узнал у девушек адрес намеченной для проживания гостиницы, сообщил, попрощался и поспешил на улицу.
Уже там, двигаясь к выставке, массажистки поинтересовались:
– Зачем ты так занизил цену арляпаса?
– Ты его не собирался покупать?
Леонид непринужденно рассмеялся, хотя в душе уже и пожалел, что прихватил девиц с собой. Дело по поиску друга оказалось проще пареной репы, и теперь красотки только мешаться будут под ногами. Но приходилось продолжать общение.
– Ничего вы, малышки, в торговле не понимаете. Я их пугнул, и теперь слово за ними. И я буду не великий Чаплин, если мы не сторгуемся где-то посерединке между их предложением и моим.
– Вряд ли… Подобное здесь не принято. Если и торгуются, то не более чем за пять процентов.
– Ха-ха! Уж поверьте мне, сведущему в арляпасах, что мы с этими типами сторгуемся! И вообще, не забивайте свои прекрасные головки такой неинтересной бытовухой! Ага… кажется, уже и пришли?
– Да, это здесь, – подтвердила одна девушка.
Ее подруга добавила:
– А вон написано, что вход платный. И догадываюсь, что вот эта огромная очередь как раз туда и выстроилась…
Чарли ее и поставил в эту очередь, а вторую девицу пристроил в очередь к кассе. А сам решил сделать попытку прорваться к цели в гордом одиночестве без всякой очереди. Зная, что подобное лучше всего устроить со служебного входа, он устремился туда. Опасался, что там будет валух, но у входа дежурил, мягко говоря, обильный весом мужчина лет сорока, с сердитым и неприступным лицом, говорящим о том, что здесь и мышь не прошмыгнет. Но ведь тем и отличается бессловесная мышь от мэтра клоунского искусства, что она говорить не умеет, а потому ей и не суждено проходить степенно и с достоинством. И ее не проводят со счастливой улыбкой к самому директору данного средоточия культуры. А там парочка смешных фраз, несколько восхищенных комментариев по поводу величественности здания и вкуса оформителей, и вот уже гость, стоя несколько сбоку от общей, медленно ползущей очереди, с восторгом рассматривает знаменитую картину «Последний день Помпеи» в иной интерпретации. Да такой интерпретации, что сомнений в ее авторстве не оставалось. И хоть и значилось под картиной незнакомое имя «Миха Резкий», Леонид был уверен: так в этом мире назвал себя Борис Ивлаев!
Ну а когда присмотрелся к картине «Маха обнаженная», то только слюнки глотал непроизвольные. Гойе и не снилась такая великолепная натурщица, которую Ивлаев изобразил словно живой. И у этой картины зрителей буквально подталкивали четыре дюжих служителя, приговаривая однотонно:
– Проходим! Проходим! Не задерживаемся!
Иначе там образовалась бы жуткая пробка.
«Ай да Борька! Ай да гений! – восторгался Найдёнов своим земляком. – Такую красоту сотворить умудрился!.. И где только такую куколку отхватил?! Везет же пацану!.. Но и я сглупил, заявляя о покупке таких картин для своего арляпаса… Если я их там повешу, зрителей прибавится точно, вот только тогда ни на моих танцовщиц никто не взглянет, ни к моим репризам никто не прислушается… Хе-хе! Ладно, друг, я иду за тобой! Держись!»
Глава девятнадцатая
Отрыв от погони
Пока я сращивал раны Емельяна, Неждан снял с убитых по патронташу, в которых оказалось по два «чужих» груана. Ну и мимо нескольких полезных каждому воину мелочей не прошел, собрав с полмешка трофеев. Кому они будут принадлежать в дальнейшем, его не волновало, это решать командиру. Мы двинулись догонять караван. Возле нашей с Ксаной пещерки следовало сделать привал и достать припрятанные там вещи и груаны банды Витима.
А еще там было много рыцарского снаряжения и вооружения, которого тут не имел никто. О пружинной каленой проволоке я никому и не заикался: создание метателя в виде доски дело еще нескорого будущего. Да и арбалет можно будет достойный соорудить, имея металл, который я выдурил у наивного искусственного интеллекта, заведующего обеспечением тех, кто отправляется на Дно. Сколько бы тут и чего ни было, но свое добро я намеревался забрать и тащить, если понадобится, на собственном горбу.
Место вчерашнего побоища мы прошли, зажимая носы. Такое количество начинающей гнить плоти не могли проглотить и тысячи собравшихся здесь шавок. Падальщики валялись вокруг, не в силах двигаться от переедания и порой даже не рыча, когда мы отшвыривали их пинками с дороги. Здесь я впервые увидел ярко-розовых мохнатых гусениц с руку человека. Эти поедатели плоти копошились чуть ли не везде, куда доставал взгляд.
– Мохасики, – пояснил с какой-то лаской Неждан Крепак. – Редко появляются из земли и только вот в таких случаях. Безобидные существа… если их не трогать.
– Плюются ядом? – попытался угадать я.
– Хуже! – рассмеялся ветеран. – Так бьют молнией, что человек валяется часа два в отключке. Шавки к ним, даже умирая с голоду, ближе, чем на полметра, не подходят. И тервели стараются мохасиков не затоптать нечаянно, а то им тоже достается…
– Неужели в обморок падают?
– Да нет, просто минут пять стоят на месте и ошарашенно оглядываются. Словно забыли, куда шли и что делали.