Бляж
Шрифт:
— Я вчера с вами не был.
— Или был? Или как? С факальным исходом? Я надеюсь. А где ты, кстати, был?
— В кутузке.
— Да иди ты!
— Девку к себе на этаж тащили вчера на связанных простынях?
— Откуда знаешь? Да не одну!
— А упала, Б пропала.
— А нам с Минькой одной хватило.
— А та — ногу сломала! Пиздюки!
— Смотри-ка ты, — удивился Лелик. — А ведь и не ойкнула. Попиздюхала себе. Вдоль да по аллее.
— До первого поворота. Собираем манатки, Лёля. Добрая тётя заведующая дала шестьдесят минут. Не всё про всё.
— Тогда я пойду что ли, мальчики? — спросила девица.
— Пиздуй,
— Где ты таких страшных находишь, Лёля? — спросил я, когда за девицей закрылась дверь.
— Невиноватая я. Она сама пришла.
Закапало у Лёлика через три дня. Как по Конституции.
Свеженький.
Черноморский.
У какого молодца вечно капает с конца?
25
Адгур привел к скромной дверке на задах П-образного дома. Щелкнул замок, и мы оказались в спортивном зале. Зеленый пол, натянутая волейбольная сетка, брусья, турник, спортивный конь, маты.
— Маты возьмите. Спи на здоровье. Тепло, одеяло не надо. Девочку пригласишь на шуры-муры, широко, как страна родная. Душ есть, купаться можно. Туалет с унитазом! Скажи плохо?
— Не скажем, — обрадовались мы.
На танцах по обоюдной договоренности, платили от сборов.
Но настроившись на справедливое лучшее, мы несправедливо прогадали. Контролеры на входе забирали у входивших билеты, которые тут же продавались их малолетними сообщниками за полцены. Молодежь нагло лезла через высокую металлическую сетку, огораживающую «зверинец» от нечестного народа. Честной же народ, в клетку не шел, а предпочитал наблюдать за происходящим и обменивался впечатлениями, находя в этом не меньшее удовольствие. И хотя на танцплощадке нельзя было размахнуться, деньги текли мимо наших пустых карманов.
Поскольку на ситуацию повлиять мы никак не могли, решили находить утешение в простых земных радостях: пылких поклонницах, оценивших всю прелесть широких матов, да вине, текущим не только по усам.
Утро же, если не быть излишне пунктуальным, начиналось около часу дня с почти холодного сухого, что в автоматах по гривеннику за стакан.
Взятая с вечера трехлитровая банка, охлажденная на цементном полу душевой до приемлемого состояния, неторопливо осушалась на крылечке, под солнечные ванны и под то, что благодарный слушатель пошлет: перезрелыми огурцами-помидорами, не самой спелости фруктами, засохшим лавашем, случайной миской фаршированных баклажанов, иногда добрым кавуном, а чаще с «таком». С «таком» случалось так же часто, как редко со всем остальным.
Маныч ночевал строго у Раи и после танцев торопился на «переправу». Появлялся он уже к вечеру, иногда с сумкой, в которой еще не остыли турбазовские котлеты вперемешку с макронами, всё в той же расхожей трехлитровой банке.
Маныча ждали. Маныч был спасителем. Потому что кушать хотелось всегда.
Всегда дико хотелось жрать.
— Послезавтра играем у какого-то крутого мэна, — сказал Маныч, вынимая из торбы еду. — День рождения. Или типа того.
— «Сегодня теплый день» [31] … А скока?
31
Машина времени — День рождения
http://www.youtube.com/watch?v=zHu-s2He3d0
— Два стольника.
— Ой, ля!
— Машина для аппарата будет. Ничего сам не знаю, — предупредил
— За Серого еще не проставились.
— Значит, два раза почки царице.
А дело было так.
Пока наши сопляжницы играли с Манычем в подкидного, я, завладев надувным матрацем, убаюкался на волнах. Проснулся — берега не видно. Да и солнце клонится за горизонт. Не нужен нам берег турецкий. А куда грести? «Вода, вода, кругом вода» [32] . И матрац, если ухо приложить, противненько сипит. Он уже обмяк значительно и сипит, гад. С воздухом прощается.
32
Э.Хиль
Совсем что-то мне кисло стало. Мысли об акулах каких-то в голову полезли.
А тут бурун, катер пограничный мчит. Я радуюсь: спасите-помогите! а они — за длинные волосы, и руки вертеть.
Потом допрос. Кто, откуда, куда, с какой целью. Кто был с тобой еще. Где остальные. Когда погранцы привезли в ментовку, там на мое спасение, оказался Тагир.
26
Вдоль аллей стояли статуи. Копии античных скульптур, как пояснил нам культурно-образованный Маныч. Из самого что ни на есть мрамора. Интимные места были заботливо прикрыты фиговыми листочками. А на некоторых налеплены трусы и бюстгалтеры.
— Однако. Барокко и рококо.
— Да. Изячные произведения.
— Скажите, пожалуйста, — остановил любопытный Лелик пожилого человека в белом переднике, — зачем? — и показал на аляпистые трусы на «Венере Милосской».
— Как зачем? Дэти.
— А скажите, уважаемый, — спросил я. — Что это за база отдыха? Работников советской торговли?
— Зачем торговля? Почему база? Дом уважаемого человека.
— Дом?!!
— Раньше, да, не дом был, — сказал дед. — Один человек жил. Он здесь жил, его здесь охраняли. Ходит вокруг бассейна, руки за спину, ходит. Ходит и ходит. Километрами ходит. Много лет ходил.
— А кто такой? Берия что ли?
— Почему Берия? Берия расстреляли. Кто знал — не знаю, я знал. Борман! Кто еще знал, не знаю. Никто вслух не говорил. Он самый. Долго здесь был. Еще даже при Хрущеве. Потом один писатель, отдыхал здесь, Ляндрес, может знаете. Я ему много чего рассказывал, он тоже мне подтвердил. Сейчас что? никто не поверит. А тогда рот крепко закрой.
— А вы? Служили здесь, извините за любопытство?
— Охранником работал. Потом на кухне работал. В саду работал. Разные люди приезжали. Много больших людей видел. Уважаемых людей. Теперь на пенсии. Сюда зовут мясо приготовить. Людей много, помочь надо. Правда?
— Спасибо вам. Очень приятно с вами поговорить. Здоровья вам.
— Вы будьте здоровы. Отдыхайте хорошо. Кушайте хорошо. Когда хорошо кушаете — повара уважаете.
— Всего вам доброго еще раз.
— Смотри — ка ты. А?! Какие марципаны…
— Что за телки, а? — насторожился Минька. — Таких телок в обзоре местности не водится. По ним же танком надо ездить. Такие ландшафты!
— Эти телки на работе, — нравоучительно сказал Маныч. — Вы им, мистер Делон, абасалютно до абажура. На вертолете из города Сочи доставили. Так что…