Блюхер
Шрифт:
Во Владивостоке Галина поступила делопроизводителем-машинисткой в Приморское Управление уполномоченного Народного комиссариата иностранных дел (НКИД). Через год Кауфмана перевели в Москву, в Восточный отдел Коминтерна, а жену его трудоустроили в журнале «Коминтерн» на должность технического секретаря.
В апреле 1925 года Галина рассталась со Львом и уехала в Харбин к больной матери. Из Народного комиссариата иностранных дел ее известили телеграммой, что ей предлагается работа в советском консульстве в Шанхае, а оттуда она была перенаправлена в консульство в Ханькоу.
…Михаил Казанин встретил Кольчугину на улице. Со школьной поры она мало изменилась: все то же живое лицо, лукавые глаза и та же легкая, дразнящая манера разговора.
Она пригласила Михаила зайти, посидеть, вспомнить детскую дружбу. Но Казанин в гости не пошел. Ему, рядовому работнику, казалось неуместным становиться на короткую ногу с прославленным героем Гражданской войны только потому, что тот женился на его школьной подруге…
Блюхер занимал особняк на набережной Янцзы, на самом краю одной из бывших английских концессий. Он и Галина жили наверху, на нижнем этаже располагалось Информбюро, место работы и обитания Казанина.
Однажды утром вниз сошла Галина и сообщила Казанину, что начальство направляет ее в его распоряжение. Ее обязанности: печатать на машинке и вообще делать все, что он потребует. Но буквально через два дня она с извинением сказала: больше приходить не сможет. Значит, муж приревновал ее к другу детства.
Так прекратилось их кратковременное сотрудничество, но друзьями они остались…
В феврале 1927 года Галин-Блюхер и весь его штаб переехали из Ханькоу в Наньчан, где со своими главными силами, своего рода преторианской гвардией, располагался Чан Кайши. Ханькоу в это время представлял собой оплот демократии. Здесь были промышленность, рабочие союзы, боевое студенчество и, наконец, ЦК китайской компартии. Такое средоточие «левых» — явно неподходящее место для Чана. Он предпочитал отсиживаться в тихом провинциальном Наньчане, вдали от студентов и рабочих. Там же находился и его штаб. Чтобы не выпускать Чан Кайши из поля зрения и не допустить открытого с ним разрыва, и было принято решение перебазировать в Наньчан военную миссию Блюхера…
С началом 1927 года партия гоминьдан, первую скрипку в которой теперь играли не столько политики, сколько военные, уже открыто стояла на защите интересов буржуазии и помещиков. Генералитет, одержав решающие победы в Северном походе, высказывался против проведения даже самых незначительных социальных реформ, категорически выступал против удовлетворения как политических, так и экономических требований рабочих и крестьян.
В ответ на давление компрадоров и репрессии военщины революционное движение в полуколониальном Китае к этому периоду достигло невиданного размаха. Докатилось оно и до Шанхая. Весной там произошло восстание рабочих. 22 марта войска НРА пришли им на помощь: были освобождены Шанхай и Нанкин. Но эта победа революционных сил была последней.
Советские политические и военные советники прилагали немалые усилия, чтобы закрепить завоевания революции в интересах трудящихся масс, но объективные возможности для этого отсутствовали. Наши советники слишком уповали на коммунистов, однако те не оправдали их надежд. Разрыв гоминьдана с коммунистами был во многом обусловлен ультралевацкими замашками последних. А самостоятельно гоминьдановцы не могли, да и не хотели спасти дело ими же начатой революции.
Вступление Национально-революционной армии в Шанхай, оплот иностранного капитала, вначале вызвало сильный испуг у внутренних и внешних реакционеров. Но страх их был напрасным. Меньше чем через полмесяца после появления в Шанхае НРА ее главком Чан Кайши со своими «мартовцами» [42] осуществил давно готовившийся им контрреволюционный переворот. Улицы Шанхая были залиты кровью рабочих. 11 апреля 1927 года бойня достигла апогея. По приказу Чан Кайши была жестоко подавлена мирная демонстрация трудящихся у его штаб-квартиры. Солдаты грузовиками вывозили с улиц убитых демонстрантов. Шанхайский кровавый разгул «мартовцев» дал старт путчам в других провинциях. В середине апреля в Гуанчжоу путчисты расстреляли свыше двух тысяч человек. По стране гулял лозунг «Убей коммуниста!». Коммунисты повсеместно подвергались пыткам и уничтожению. Чан Кайши буквально утопил в крови суньятсеновскую революцию.
42
«Мартовцами» называли сподвижников Чан Кайши, принявших участие в контрреволюционном путче 20 марта 1926 года.
Чан Кайши сформировал в Нанкине новое, «свое» правительство. Была запрещена компартия. Профсоюзы и другие демократические организации ставились вне закона, к ним применялся жестокий террор. С середины 1927 года гоминьдан, начинавшаяся как партия национального освобождения, окончательно превратилась в партию национального предательства. Уханьское правительство, как ни старалось, совладать с Чан Кайши оказалось не в силах.
В этих условиях наши советники не могли больше оставаться в Китае. Как ни тяжело, но пришлось признать, что достигнутые завоевания китайского народа, его успехи в борьбе за национальную свободу и независимость в результате предательства кучки руководителей гоминьдана сведены к нулю.
К концу лета 1927 года Блюхер разболелся. Он выглядел подавленным морально и совершенно истощенным физически. Опять мучили старые раны и фотодерматит, перешедший в себорейную экзему, которая покрыла его голову и лицо розово-желтыми нестерпимо свербящими пятнами.
Но вопреки всему он считал, что пребывание в Китае как его самого, так и возглавляемых им военных советников в течение почти трех лет сыграло важнейшую роль в китайской революции. Вклад в создание Национально-революционной армии и в достижение этой армией блестящих побед, особенно в Великом Северном походе против китайских милитаристов, никому не отнять.
Действительно, успехи НРА напрямую связывали прежде всего с именем Блюхера-Галина не только в самом Китае, но и далеко за его пределами. Маршал Советского Союза К. А. Мерецков, работавший в 1926–1927 годах в Китае, свидетельствовал: «Помню, как всполошились французские журналисты, обнаружив, что у Сунь Ятсена основным советником по военным вопросам является некий человек плотного телосложения, с постоянной улыбкой на явно европейском лице. Кто этот иностранец, дающий чрезвычайно квалифицированные рекомендации? Распространился слух, что он будто — отставной французский генерал Гален. Сотрудники генштаба Франции тщетно искали в своем военно-учетном столе личного состава такую фамилию и в ответ на вопросы журналистов лишь пожимали плечами. Тогда дотошные газетчики приступили к поискам с другого конца и докопались, что мифический француз — это не кто иной, как герой Гражданской войны в Советской России, приехавший в Китай по приглашению доктора Сунь Ятсена… Блюхер».
Народный комиссар иностранных дел СССР Г. В. Чичерин, находясь в Китае, в сентябре 1927 года писал Сталину: «…С величайшим восторгом Евг. Чен [43] отзывался о Галине, причем он сказал, что Чан Кайши и другие связанные с ним генералы, несмотря на все случившееся, относятся с величайшим уважением к т. Галину. Все признают, что именно он был главным инициатором превращения Южной армии из средневековой в модернизированную, он же был автором совершенно новой для Китая тактики южных армий, которая должна признаться образцовой.
43
Евгений Чен— родом из Тринидада, получил образование в Англии, переехал на постоянное жительство в Китай, женился на китаянке. Занимал пост министра иностранных дел в национальном правительстве Китая, затем был поверенным в делах пекинского правительства в Москве.
Громадные успехи южных армий и их блестящая тактика, сначала при завоевании Гуандуня, а затем при движении на Янцзы, были совершенной неожиданностью для всех и для иностранцев, а это заслуга т. Галина».
Люди, хорошо знавшие Блюхера по совместной работе в Китае, оставили яркие воспоминания о нем.
М. Казанин: «Первое, что бросилось в глаза при встрече с Блюхером и осталось навсегда в сознании, — это, я бы сказал, его счастливая внешность и счастливая манера: перед вами стоял и с вами общался красивый, привлекательный, очень простой и в то же время очень сильный и сдержанный человек… Запоминался открытый взор серых глаз под темными густыми бровями. Были в нем крестьянская основательность и рабочая гордость… и те черты, что он перенял от лучшей части военной среды, — мужество, немногословие, быстрота суждения, неограниченное доверие к боевым товарищам, высокое представление о долге, чести, слове».