Блюхер
Шрифт:
И опять Люшков сухо:
— С Москвой согласовано. — Голос его напрягся. — Хотел бы просить вас, Василий Константинович, впредь в данное дело не вмешиваться… Мы ведем расследование об антигосударственном заговоре…
Связь прервалась.
Блюхер был поражен. Значит, это решение сверху. Значит, можно считать: Дерибаса больше нет. Как нет больше Кирова, Орджоникидзе, Якира, Гамарника и многих других…
Наутро — новый доклад начальника штаба:
— Люшков арестовал почти весь руководящий состав Управления госбезопасности пограничной службы.
Командарм вышел на связь с Ворошиловым, пожаловался на «произвол» нового начальника УНКВД. Ответ наркома охладил Блюхера: не следует мешать Люшкову, Генрих Самойлович действует в интересах обеспечения безопасности на Дальнем Востоке и в целом страны, действует по указанию Ежова.
Люшков продолжал бросать в тюрьму «заговорщиков», теперь уже и рядовых работников погранслужбы. За пограничниками пошли представители местной власти и простые граждане. Начались аресты среди военнослужащих ОКДВА, и Блюхер скрепя сердце выдавал «добро» на них.
«Тройки» [61] выносили «врагам народа» сотни расстрельных приговоров и осуждений к десяти- и двадцати пятилетним срокам заключения. В состав этих «троек» в большинстве случаев входили секретарь крайкома Анисимов, прокурор Хитрово и Люшков. Председательствовал на них, как правило, Люшков.
Однажды Люшков в доверительной обстановке ознакомил Блюхера с показаниями Дерибаса и Полозова, касающимися непосредственно его.
Дерибас Т. Д.: «Между мною, Западным, Гамарником, Лаврентьевым, Крутовым, Аронштамом рассматривался вопрос об убийстве Блюхера. Убить его было нетрудно, т. к. охрана находилась в руках Западного. Теракт по отношению Блюхера должен был совершить Благовещенский — прокурор Дальневосточной железной дороги, который специально выслеживал Блюхера. Барминский С. А. (сотрудник НКВД, доверенный Дерибаса. — Н. В.)должен был совершить теракт. Он вел компрометацию Блюхера…»
61
«Тройка» — так называемое Особое совещание, орган по применению внесудебных репрессий при НКВД. В 1937 году Особое совещание стало действовать в связи с большим числом дел на лиц, привлекавшихся к ответственности по политическим обвинениям, не в полном составе, как предусмотрено законом, а в виде «тройки» — трех человек; обычно: руководителя НКВД, прокурора и партийного или советского высокопоставленного работника. Особенно широкое распространение «тройки» получили на местах.
Полозов В. Ф.: «Я участвовал в подготовке покушения на Блюхера по поручению Дерибаса. Дерибас хотел убить Блюхера из-за личной злости и ненависти к Блюхеру за его несговорчивость по части оценки линии Сталина и приближенных генсека».
— Видите, какой сюрприз вам готовил ваш друг, — сказал маршалу Люшков, выделив особой интонацией слова «ваш друг», подчеркивая этим, что хорошо осведомлен о близких отношениях Василия Константиновича с Терентием Дмитриевичем.
Изумленный Блюхер не находил слов. Неужели Дерибас хотел его уничтожить?.. А Гамарник, Лаврентьев, Крутов, Аронштам?.. Столько лет вместе, и вдруг оказалось, что они давно готовились к покушению на него… Нет, это невозможно… Это ложь, ложь, ложь… Люшков состряпал протоколы допроса и специально показал их Блюхеру с целью войти к нему в доверие.
В 1988 году в деле Т. Д. Дерибаса были обнаружены подлинные протоколы допросов, датированные 5 ноября 1937 года, именно с этими показаниями Дерибаса и Полозова…
Зачем понадобилось Терентию Дмитриевичу рассказывать о подготовке покушения на жизнь маршала? Возможно, он таким образом пытался спасти от ареста своего давнего товарища, отвести от него подозрение. Правду мы никогда не узнаем, Дерибас унес ее с собой в могилу: он был расстрелян как «враг народа»…
На глазах Блюхера резко возрастали роль и значение НКВД. После преобразования ОГПУ [62] в Народный комиссариат внутренних дел в последнем сосредоточились все правоохранительные структуры: органы госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска, исправительно-трудовые лагеря. Численность аппарата НКВД значительно увеличилась. Комиссариат внутренних дел сравнялся с Комиссариатом обороны по статусу званий работников и по материальному положению, а по полномочиям несравнимо превзошел его.
62
ОГПУ — Особое государственное политическое управление.
Блюхер видел, как ускоренными темпами создавалась широкая сеть лагерей для «врагов народа». С запада, юга и из центра Советского Союза в Сибирь и на Дальний Восток непрерывно шли поезда со спецпереселенцами.
По долгу командующего Дальневосточной армией Блюхер был причастен ко всему происходящему и, соответственно, вносил свою лепту в раскручивание процесса репрессий…
Он не знал, что судьба уготовила ему. Хотя предчувствие подсказывало: ничего хорошего для него не будет. Но гром еще не грянул.
В 90-е годы XX века, когда открылись многие государственные, партийные и ведомственные архивы и для историков стали доступны ранее секретные и совершенно секретные материалы, в архивном фонде ЦК КПСС был обнаружен документ: «Записка С. Г. Гендина [63] И. В. Сталину». На документе резолюция: «Мой архив. И. Сталин».
Сов. секретно.
ЦК ВКП(б) тов. Сталину
Представляю донесение нашего источника, близкого к немецким кругам в Токио. Источник не пользуется полным нашим доверием, однако некоторые его данные заслуживают внимания.
— Военно-политическая обстановка в Японии, по личному мнению и по ряду данных, полученных в иностранных и местных кругах, позволяет прийти к заключению, что выступление Японии против СССР может последовать в непродолжительном будущем, хотя общие затруднения Японии, весьма значительные уже в настоящее время, в этом случае возрастут еще более.
Основаниями для такого заключения являлись:
а). Сообщение японского Генштаба германскому военному атташе полковнику Отту о том, что необходимо скорейшее окончание войны с Китаем и заключение мира на приемлемых условиях с тем, чтобы сосредоточенные на континенте военные силы Японии могли быть брошены против СССР…
По окончании войны с Китаем Япония без большого труда захватит внезапным нападением Владивосток и Приморье…
б). По имеющимся у Отта сведениям… руководящие круги понимают, что нападение на СССР с каждым годом становится все опаснее, и тем не менее создается впечатление, что в данное время более чем когда-либо они начинают верить в легкомысленные заверения военщины о сравнительной легкости осуществления внезапного нападения на Владивосток и Приморье и возможности ввиду «неблагоприятности положения в СССР» ограничить японо-советскую войну этой территорией и Сахалином.
в). Несомненно, что установка «теперь или никогда» в отношении войны с СССР значительно популяризируется. Либеральный внук князя Сайондзи в разговоре со мной с сожалением констатировал наличие этой тенденции в кабинетских и капиталистических кругах. Он считает, что эта тенденция принимает часто характер политики катастроф. Он также говорил о смехотворной недооценке мощи СССР (об этом же говорил и Отт). Ведутся, например, серьезные разговоры о том, что есть основание рассчитывать на сепаратистские настроения маршала Блюхера, а поэтому в результате первого решительного удара можно будет достигнуть с ним мира на благоприятных для Японии условиях. (Отт с возмущением слушал сообщение высланного из Владивостока германского консула, который несколько месяцев тому назад со всей серьезностью рассказал группе офицеров из Генштаба, что при первом серьезном ударе японцев красноармейцы Владивостока и Приморья сдадутся в плен, чему японцы, видимо, абсолютно верят, находя в этом подтверждение широко распространенного, хотя и не всеобщего мнения по этому вопросу.)
Британский морской атташе капитан Роулинг также констатировал наличие этой тенденции, вызывающей у него недоумение, так как и его круги не знают ничего определенного по поводу последствий истории Тухачевского для мощи Красной Армии…
63
Семен Григорьевич Гендин (1902–1939) — заместитель начальника Разведывательного управления РККА.
64
Приводится в сокращении.
В показаниях Дерибаса и в записке Гендина Блюхеру даются прямо противоположные характеристики. Одна отражает его преданность Сталину, другая — его «сепаратистские настроения».
Есть еще одна характеристика Блюхера — в показаниях Тухачевского, сделанных им 1 июня 1937 года: «Во время разговора Якир сказал, что он совместно с Гамарником и Осепяном [65] ведет работу по вовлечению в заговор политических работников армии. Тут же Якир спросил, что я думаю о настроениях Блюхера. Я ответил, что у него есть основания быть недовольным центральным аппаратом и армейским руководством, но что отношение к нему Сталина очень хорошее. Якир сказал, он хорошо знает Блюхера и при первой возможности прозондирует его настроение. Был ли такой зондаж — я не знаю».
65
Гайк Александрович Осепян— армейский комиссар 2-го ранга, заместитель начальника Политуправления РККА. Арестован 30 мая 1937 года, расстрелян 10 сентября 1937 года, реабилитирован в 1959 году.
ПЕРВОЕ ПОДОЗРЕНИЕ
Тема дальневосточного контрреволюционного заговора все более занимала внимание власти. Первый секретарь ЦК КП(б) Грузии Л. П. Берия в письме Сталину от 20 июля 1937 года писал:
«Дорогой Коба!
Следствие по делам контрреволюционеров Грузии разворачивается дальше, вскрывая новых участников гнуснейших преступлений против партии и советской власти. Арест Г. Мгалоблишвили, Л. Лаврентьева-Картвелишвили (Картвелишвили был исключен из партии и арестован 22 июня 1937 года в Крыму. — Н. В.),Ш. Элиава… проливает яркий свет на предательскую работу, которую вели они, состоя в контрреволюционной организации правых…
Опубликованы некоторые другие документы, преимущественно „документы Люшкова“, где указывается:
„По шпионско-диверсионной деятельности Сергеев был связан в Москве с Муклевичем и Стрелковым, на ДВК с краевым центром, из состава которого называет Лаврентьева, Дерибаса, Крутова“.
„…У Лаврентьева было одно совещание на квартире… распределялись министерские портфели“…
„Арестованный в Хабаровске бывший краевой прокурор Чернин признал свое участие в заговоре, связь с Лаврентьевым, Крутовым и другими активными заговорщиками“.
Вместе с Кабаковым и другими Лаврентьев был также назван в показаниях Яковлева:
„…Через Варейкиса — Баумана мы были связаны с группой правых в Москве — Каминским, Бубновым… на периферии — с руководящими работниками областных и краевых парторганизаций — правыми и троцкистами, возглавляющими антисоветские организации…“
Блюхер об этом письме Берии Сталину, естественно, не знал. Как и еще об одном документе, который был представлен Сталину в конце 1937 года и касающемся Дальнего Востока и лично его, маршала Блюхера.
10 декабря на стол Сталина легла темно-серая кожаная папка со стопкой листов машинописного текста с грифом «Совершенно секретно». Первый лист — сопроводительная Ежова: «Направляю полученный нами агентурным путем японский документальный материал — доклад бывшего японского военного атташе в Москве капитана Коотани — „Внутреннее положение СССР (Анализ дела Тухачевского)“, сделанный им на заседании японской дипломатической ассоциации в июле 1937 года.