Блюмендайкский каньон
Шрифт:
Видимо, какая-то неприятная мысль посетила лежащего. Он с проклятием вскочил на ноги и выбил пепел из трубки.
— Вот уж подвезло, так подвезло, — пробормотал он себе под нос. — Этот придурок Баррет все испортил, а я должен тут валяться. Он запорол все дело, а меня посылает в лес, чтоб я здесь болотную лихорадку словил. Ежели б он пристрелил лошадь так же чисто, как я снял всадника, так и не потребовалось бы сейчас наблюдать за этим берегом Вавирры. Вечно от этого желтобрюхого урода одни неприятности. Ладно, что теперь говорить, — продолжал он, подбирая валяющийся рядом в траве револьвер, — да и лежать мне здесь больше нечего — на ночь глядя, они сюда не сунутся. Может быть, коняга та вовсе и не добралась до дому, или тех парней посчитали утонувшими… А, плевать! Завтра другим очередь следить за дорогой,
Высказавшись, наблюдатель присел на пенек и начал насвистывать какую-то песенку. Внезапно он встрепенулся, засунул руку в карман и, порывшись в нем, извлек колоду карт, завернутую в грязную тряпицу. Некоторое время он пристально разглядывал засаленные картинки, затем вынул из рукава булавку и наколол углы всех тузов и валетов. Перетасовав крапленую колоду, он одобрительно хмыкнул и вернул ее на прежнее место.
— С этими картишками я точно урву изрядный кусок добычи, — пробурчал он. — Глаз у ребят хоть и острый, но как шары спиртным зальют, ни хрена не замечают… Черт побери! Неужто все-таки едут!
Он снова вскочил на ноги, пригнулся и замер, прислушиваясь. Нетренированным слухом вряд ли удалось бы уловить хоть какие-то изменения. По-прежнему гудели вокруг насекомые, щебетали птицы, шелестела листва, однако, когда разбойник наконец выпрямился, лицо его выражало полное удовлетворение.
— Прости-прощай, наш овражек! — произнес он, смачно сплюнув. — Скоро там станет жарковато, так что придется слинять на время. Ох, придурок из придурков! Такое хорошее место по его милости загубили! А теперь еще думай, как шею спасти от легавых. Надо взглянуть, сколько их там подвалило по наши души, да кто такие.
Выбрав местечко, где кустарник рос гуще всего, надежно защищая наблюдателя от посторонних взглядов, он притаился в траве, подобно смертельно ядовитой змее, время от времени приподнимая голову и вглядываясь в узкий просвет между стволами туда, где полоса красной глины отмечала тропу, носящую громкое название Трафальгарского тракта.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что по дороге движется крупный отряд всадников. Не успел еще соглядатай разбойников как следует устроиться в своем убежище, как со стороны дороги послышались голоса, стук копыт, а минуту спустя из-за крутого поворота показалась большая группа вооруженных верховых. Их было одиннадцать человек, все вооружены до зубов и в полной боевой готовности. Двое ехали впереди с ружьями наперевес, зорко всматриваясь в каждый кустик буша, за которым мог затаиться враг. Основная масса конников держалась ярдах в пятидесяти от авангарда, а еще один всадник замыкал процессию. Бандит внимательно изучал каждого и, судя по выражению его лица, опознал большинство членов отряда. Часть из них составляли ненавидимые им полицейские, остальные были добровольцами из числа горожан, вызвавшимися помочь стражам закона избавить общество от зла, самым прямым образом затрагивающего их интересы. Складные, бронзовые от загара лица и фигуры мужчин словно излучали в пространство вокруг себя непреклонную решимость свершить задуманное и твердую убежденность в своей способности добиться цели. Когда последний из верховых проезжал мимо наблюдательного пункта каторжника, тот внезапно вздрогнул и глухо выругался в бороду:
— Черт подери, знакомая харя! За каким, спрашивается, его сюда занесло? Будь я проклят, если это не Билл Ханкер, тот самый, что пристрелил в 53 году Длинного Нэта Смитона в Сильвер-Сити. Пора и мне смываться через черный ход — надо предупредить ребят.
С этими словами бандит подхватил револьвер, состроил гримасу вслед удаляющимся конникам и, пригнувшись, быстро и бесшумно затерялся в густом кустарнике, покрывающем задний склон холма.
Поисковая группа выехала из Трафальгара ближе к вечеру в тот же день, когда лошадь Мориса Бродхерста, напуганная и вся в мыле, прискакала к дверям своей старой конюшни. Во главе группы стал инспектор Конной полиции Бертон, способный и энергичный офицер, по отзывам всех знавших его людей. Молодого ирландца Брэкстона и еще одного патрульного по фамилии Томпсон инспектор назначил в авангард. Сам Бертон возглавил основные силы и ехал в окружении старателей, седой, подтянутый и держащийся в седле так же прямо, как и в 1839 году, когда мы с ним на пару построили хибару на том самом месте, где сейчас в Мельбурне проложена Берк-стрит. Рядом с ним ехали Мак-Джиллифрей, Фоули и Энсон из трафальгарской полиции, овцевод Хартли, Мердок и Саммервилл, сделавшие состояние на приисках, и Дэн Мерфи, начисто разорившийся, когда на прииске «Ориент» золотоносная порода внезапно сменилась гравием; с тех пор Дэн злился на весь свет и ни о чем так не мечтал, как о хорошей драке, неважно с кем. Чикаго Билл в одиночку составлял арьергард, а в целом отряд выглядел со стороны хоть и не. слишком похожим на регулярную воинскую часть, но все же достаточно воинственно.
Они расположились на ночь в семнадцати милях от Трафальгара, а на следующий день сумели добраться аж до пересечения Трафальгарского тракта с дорогой на Стерлинг. Утро третьего дня застало отряд на северном берегу Вавирры, через которую они переправились вброд. Здесь же состоялся военный совет, так как, по общему мнению, с этого момента группа вступила на «вражескую территорию». Дорога через буш хоть и проходила по порядком заросшей кустарником местности, но тут все-таки можно было встретить и охотников, и погонщиков овец, да и трудно было банде беглых каторжников найти себе надежное убежище на равнине. А вот по ту сторону Вавирры до самых облаков возвышалась скалистая гряда гор Тапу, по отрогам которых проходила дорога к золотоносным полям. Именно там, за Блюмендайкским каньоном, было решено на совете искать следы свершившегося преступления. Главным же вопросом было обсуждение наиболее надежного способа поимки убийц, ибо в том, что убийство на самом деле имело место, не сомневался уже никто.
Все сошлись на том, что действовать лучше всего без выкрутасов: напасть на разбойников в лоб, перестрелять тех, кто попадется на мушку, а остальных доставить в Трафальгар и повесить. Этот момент особых споров не вызвал, зато вопрос, как отыскать преступников, послужил поводом для весьма оживленной дискуссии. Полицейские предлагали положиться на удачу и двигаться вперед, пока не упущено время, тогда как старатели советовали сначала подняться на какую-нибудь вершину с целью осмотреться и определиться на местности. Чикаго Билл, в отличие от прочих, высказался довольно пессимистично:
— Навряд ли мы кого тут отыщем, — заявил он, качая головой. — Они уже наверняка успели убраться из этого района. Им должно было прийти в голову, что лошадь могла добраться до дому и навести на след. Значит, где-то на дороге у разбойников есть наблюдательный пост, и о нашем приближении они, скорее всего, уже знают. Я так думаю, друзья: поедем-ка мы потихоньку вперед, а там видно будет.
Снова завязался жаркий спор, но в конце концов победил авторитет Чикаго Билла, и отряд продолжил движение. По мере подъема из предгорий на следующий уровень перед глазами открывается все более дикая и, вместе с тем, величественная панорама. Гигантские горные пики высотой в две-три тысячи футов вздымаются ввысь по обе стороны узкой тропы. Штормы и ливневые дожди разрушают горные породы очень интенсивно, так что дорога во многих местах оказалась почти непроходимой из-за заваливших ее оползней и камнепадов. Приходилось то и дело спешиваться и с опаской пробираться через завалы, ведя лошадей в поводу.
— Уже недолго осталось, парни! — весело крикнул инспектор, желая подбодрить уставших людей, и указал темнеющее впереди меж двух почти отвесных скал ущелье. — Птички либо там, либо улетели навсегда!
С подъемом в гору дорога сделалась проходимее, и скорость движения отряда заметно увеличилась. Бертон скомандовал остановку. Люди взяли наперевес ружья, проверили, легко ли вынимаются револьверы из кобур, прямо перед ними находился вход в Блюмендайкский каньон — самое опасное и дикое место на всем протяжении горной цепи Тапу.
Ни движения, ни звука нельзя было уловить в могильном безмолвии ущелья. Оставив лошадей в небольшом овражке, люди двинулись вперед пешком. Жаркое южное солнце безжалостно изливало полуденный зной на чахлые желтеющие заросли орляка и папоротника по обе стороны узкой, петляющей тропы. Вокруг по-прежнему не было заметно никаких признаков жизни. Шедшие в авангарде двое полицейских внезапно остановились и тихим свистом подали условный сигнал, извещающий о какой-то находке. Остальные члены отряда со всех ног бросились на зов.