Боцман с «Тумана» (с иллюстрациями)
Шрифт:
Вот все, что я узнал о причинах удивительного света в горах. Я записал последнюю фразу рассказа Агеева, когда наш бот миновал сигнальный пост у входа в главную базу, прошел линию противолодочных бонов и разведчики, сидевшие в кубрике, уже выбирались на палубу, готовясь сойти на берег.
— Разрешите быть свободным, товарищ капитан? — спросил Агеев, мельком, в двух словах рассказав, как вернулся он на Чайкин клюв, как с помощью Медведева и друзей разведчиков доставил к своим раненого Фролова…
Капитан Людов вопросительно взглянул на меня.
— Мне
— Да, конечно, Эберс рисковал… — задумчиво сказал Людов. — Но не забудьте: он был их лучшим разведчиком, его дальнейшее продвижение прямо зависело от исхода этого дела. И начал он так удачно: найдя спичку, напал на след отряда, прекрасно использовал возможность попасть на Чайкин клюв…
— Но такая цепь совпадений… — протянул я.
— А разве мы отрицаем роль случайности? — взглянул на меня капитан. — Диалектика говорит: необходимость прокладывает себе путь сквозь толпу случайностей.
— Эта дерзость безрассудна. Как мог опытный диверсант отдаться, по существу, прямо в руки врагам?
— Вы не совсем правы, — вежливо улыбнулся Людов. — Конечно, майору нельзя было отказать в сообразительности. Когда англичанин сел, заблудившись, на площадке строительства, майор понял, что случай сам идет к нему в руки. Но не забывайте, что риск у него был, по существу, минимальный.
Я смотрел на Людова с недоумением.
— План его был значительно проще, чем получилось на деле, — продолжал капитан. — У самолета в засаде ждали егеря с ищейкой. Они должны были идти за Эберсом по пятам, до самого Чайкина клюва. Первое поражение майор потерпел, когда боцман, чтобы замести следы, прошел по морскому дну — избавился от ищейки. Помните, как раз тогда майор в первый раз решил пустить в ход свои отравленные сигареты. Но, как вы знаете, боцман не курил. Что было делать? Агеев проявил бдительность, майор остался без оружия: нужно было, так сказать, перестраиваться на ходу. И Эберс перестроился неплохо. Даже совсем непредвиденный случай — появление в самолете этой несчастной — он сумел повернуть в свою пользу…
— Но заметьте, именно на основе рассказа Эберса о том, как приземлился английский самолет, боцман сумел установить координаты завода. А вся история с Чайкиным клювом учит нас быть еще более бдительными, стараться предусматривать любые козни врага… Видите ли, при всех своих хороших качествах старший лейтенант оказался в отдельные моменты, я бы сказал, слишком прямодушным человеком. Зато наш друг боцман с самого начала не спускал с Эберса глаз. И тому пришла в голову последняя блестящая идея: одурманить своими папиросами сразу двоих наших людей, а с помощью халата хотя бы на пять минут отвлечь от себя внимание, чтобы выполнить превосходно разработанный план. И, нужно сказать прямо, в этом плане было предусмотрено все, кроме самого основного…
Капитан Людов положил свою узкую руку на широкое плечо Агеева.
— Он не предусмотрел, — почти нежно сказал Людов, — что вступает в поединок с лучшим разведчиком Северного флота. И не только с лучшим разведчиком, но и с русским, советским
Наш бот подходил к причалу. Все уже становилась отливающая радугой нефтяных пятен полоса воды между дощатым пирсом и бортом старого корабля. Агеев отошел от нас, встал возле трапа. Таким и запомнился он мне навсегда: стройный, высокий, с зоркими желтоватыми глазами, блестевшими из-под светлых бровей. Круглое обветренное лицо улыбалось; простреленный Эберсом подшлемник был сдвинут на затылок; заветная трубочка торчала изо рта. Видно, боцман все же не потерял вкуса к курению…
Несколько дней спустя я встретил старшего лейтенанта Медведева.
Я шел по главной улице нашей североморской базы — по гранитному проспекту, ведущему к мосту у стадиона, откуда открываются море, стальные мостики и легкие вымпелы кораблей.
Старший лейтенант вышел из деревянного двухэтажного дома верхней линии, как всегда прямой, немного медлительный, надвинувший на брови свою старую, тщательно отглаженную фуражку с эмблемой, позеленевшей от морской воды. Он был не один. Он осторожно вел за руку тоненького, бледного мальчика в новом краснофлотском бушлатике, в бескозырке, надвинутой на глаза.
Отец и сын шли по улице, занятые каким-то увлекательным разговором. Проходя мимо меня, Медведев коснулся козырька фуражки своей широкой смуглой рукой. И тем же движением поднял руку маленький Медведев — мальчик с недетски серьезными, грустными глазами, спасенный из фашистской неволи, видевший там много удивительных и страшных вещей.
Они шли по улице тихого полярного городка подтянуто и чинно, будто ничего исключительного не случилось с ними. И мирно светило над ними неяркое сентябрьское солнце, и плескались на ветру алые вымпела кораблей, и морские волны мерно набегали на скалы. Так же бьются они в безлюдный норвежский берег, где в каменных глубинах кипела тайная напряженная жизнь, а теперь лежат груды развалин; пенная вода ходит на месте уничтоженного вражеского объекта X.
И я знал, — ни на секунду не прекращается героическая работа наших людей. Опять шли корабли в океан сражаться с врагами Родины. С горных аэродромов взлетали наши летчики перехватывать мчащегося на бомбежку врага; бойцы морской пехоты умирали среди голых скал, кровью добывая уже недалекую великую победу.
И герои-разведчики шли в новые походы, вступая в единоборство с разведкой врага, противопоставляя свое мужество, проницательность, энтузиазм ее зловещей искусной работе. Но только о некоторых эпизодах этого единоборства смогу я, быть может, рассказать читателю в дальнейшем.
— Молчание — ограда мудрости, — любит говорить мой друг, капитан Людов.