Бодался телёнок с дубом
Шрифт:
Я:
– Мне важно было получить поддержку авторитетных писателей. Я получил от ста и вполне удовлетворён.
Марков:
– Но зачем в какую-то "Литературную Грузию"?
Я:
– А почему же органу братской республики не знать о моём письме?
Марков:
– Со всех мест нам присылают ваши письма. И не думайте, что все - за вас, многие - решительно против.
Я:
– Так вот я и хочу открытого обсуждения.
Марков (жалостливо):
– Да, но если б это
Я:
– Очень досадно. Но это - ваша вина, а не моя. Это почему произошло? Потому что три недели вы на моё письмо не отвечали! Зачем же потеряно столько времени? Я-то ждал, что в первый же день съезда президиум меня вызовет, даст возможность огласить письмо либо во всяком случае устроит обсуждение.
Марков (страдательно):
– Ну что ж, это - упрёки, а главное как теперь быть?
(И все дробным эхом: как быть!)
Марков:
– Вы, находящийся в самой гуще политики, посоветуйте!
Я (с изумлением):
– Какая политика! Я - художник!
Воронков:
– Да ведь как передают!
– по два раза в одну передачу! (Врёт, но я не могу возражать я же западною радио не слушаю.) Израиль - ваше письмо! Израиль - ваше письмо! Да читают как!
– мастера художественною чтения!
Марков (язвительно):
– А всё-таки в вашем письме есть маленькая неточность.
Одна маленькая неточность? В письме, где я головы рублю им начисто! Где на камни разворачиваю их десятилетия?..
– Какая же?
Марков:
А вот: что "Новый мир" отказался печатать "Раковый корпус". Он не отказывался.
Это Твардовскии им так говорил. Он так помнит! Он честно, он искренно помнит так об этом: мы уже в редакции с ним сегодня толковали: "А. И., когда я вам отказывал?" - "А. Т.! Да вы же взяли 2-ю часть в руки, подняли и говорите: даже если бы всё зависело от одного меня." Нет, не помнит.
И что я "ничего не хочу забыть", и что у меня "ничего святого нет" забыл: "Может быть о какой-нибудь странице шла речь. А всю 2-ю часть я не отказывал."
Сейчас Твардовский сидит в стороне, курит и с серьёзно-внимательным видом наблюдает наш спектакль. Подошло, что все на него оглянулись.
Твардовский:
– Ну, погорячились, чего не сказали оба. Это был, так, разговор, а редакция вам не отказала.
"Так, разговор", которым едва не закончились все наши отношения.
Твардовский:
– Сейчас вся редакция согласна печатать весь "Раковый корпус". Там расхождение с автором у нас на полторы-две страницы, не стоит и говорить.
Полторы две! Помнится, целые главы вычёркивали, целых персонажей. Но всё изменилось - победители не судимы. Первый раз в жизни я могу применить эту пословицу к себе.
A. T. почувствовал заминку и - что же за молодец! откуда в нём эта расторопность и это умение!
– вдруг тоном отечески-суровым, с торжественностью:
– Но в редакции я не задал вам, А. И., одного важного вопроса. Скажите, как по-вашему, могут ли "Раковый корпус" и "Круг первый" достичь Европы и быть опубликованными там?
Это нам в цвет. Такие вопросики давайте.
Я:
– Да, "Раковый корпус" разошёлся чрезвычайно широко. Не удивлюсь, если он появится за границей.
Кто-то (сочувственно):
– Да ведь переврут, да вывернут!
(Не больше, чем ваша цензура.)
Соболев (ужасаясь попасть в такое беззащитное положение):
– Да ещё какие порядки объявили: принимают к печати даже рукописи, пришедшие через третьих лиц, а за авторами, видите ли, сохраняют гонорары.
Кто-то:
– Но как случилось, что "Корпус" так разошёлся?
Я:
– Я давал его на обсуждение писателям, потом в несколько редакций, и вообще всем, кто просил. Свои произведения своим соотечественникам отчего ж не давать?
И не смеют возразить! Вот времена...
Твардовский (как будто только вспомнив):
– Да! Мне же Вигорелли прислал отчаянную телеграмму: Европейская Ассоциация грозит развалом. Члены запрашивают у него разъяснений по письму Солженицына. Я послал пока неопределённую телеграмму.
Воронков:
– Промежуточную. (Смеется цинично.)
Твардовский:
– Да ведь без нас Европейская Ассоциация существовать не может.
Марков:
– Да она для нас и была создана.
(Потом я узнал от А. Т.: в июне он должен был ехать в Рим на пленум президиума Ассоциации обсуждать тяжёлое положение писателей... в Греции и Испании. Всё сорвалось.)
Я:
– А "Круг первый" я долго не выпускал из рук. Узнав же, что его дают читать и без меня, решил, что автор имеет не меньше прав на свой роман. И не стал отказывать тем, кто просит. Таким образом, уже расходится и он, но значительно меньше, чем "Раковый".
Твардовский (встал в волнении, начинает расхаживать):
– Вот почему я и говорю: надо немедленно печатать "Раковый корпус"! Это сразу оборвёт свистопляску на Западе и предупредит печатание его там. И надо в два дня дать в "Литгазете" отрывок со ссылкой, что полностью повесть будет напечатана... (с милой заминкой) ...ну, в том журнале, который автор изберёт, который ему ближе.
И никто не возражал! Обсуждали только: успеет ли "Литгазета" за два дня, ведь уже набрана. Может быть - "ЛитРоссия"?