Бодигард
Шрифт:
Протянув руку, она осторожно потянулась своим бокалом к нему. Они чокнулись, и хрустальный звон бокалов вдруг наполнил затаившуюся в сумраке комнату каким-то тихим, праздничным очарованием. Они оба почувствовали это и по-новому взглянули друг на друга.
И снова ожили глаза, и отошли куда-то в сторону последние события, как будто время повернуло вспять, и вновь возвратились те, прошлогодние летние дни.
Андрей замер, перед ним опять сидела его Незнакомка.
– Вы так на меня смотрите… – тихо сказала она.
– Как?
– Совсем,
Она смущенно опустила глаза.
– Как давно у тебя не было мужчины? – тихо спросил Андрей, незаметно для самого себя переходя на «ты».
– Легче спросить, сколько времени у меня был мужчина… – с горечью сказала она. – Два коротких года… Я вышла замуж в двадцать лет… девственницей, – она вздохнула и пламя свечей тревожно дернулось, всколыхнув тени на стенах. – А когда узнала, что больна, пришлось забыть, что я женщина… Уже почти восемь лет…
Он представил, чего стоили для нее эти годы, и ему стало жутко. Как жить человеку, у которого весь мир разрушен и отнято все? Она осталась в одиночестве без права на детей, без права на любовь, без права на жизнь… Утешаясь только мыслью о местью, она жила, похоже, исключительно ею, истекая кровью, обламываясь чувствами и крошась эмоциями.
– Бедная ты моя, что же они с тобой сделали! – с болью в голосе, произнес Андрей и, протянув руку, погладил Татьяну по щеке.
Она испуганно взглянула на него широко открытыми глазами, и на мгновение замерла, прижавшись щекой к его ладони. Потом вдруг резко отстранилась, и стремительно поднявшись, отошла к окну.
Андрей немного выждал, а потом тоже встал и подошел к ней.
Остановившись позади нее, он взял ее за плечи и тихонько потянул ее на себя. Она покорно прислонилась спиной к его груди. Он обнял ее и, прижавшись губами к ее волосам, поцеловал темную прядку над ухом. Она вздрогнула, но ничего не сказала. Тогда он решительно развернул ее к себе лицом и попытался привлечь ее поближе, но она уперлась руками ему в грудь, останавливая его.
– Я не могу забрать твою жизнь, – прошептала она, и, опустив голову, закрыла лицо руками.
– Я тебе ее сам готов отдать, – тихо сказал он.
– Ты, наверное, не понял, – вскинула она голову. – Я больна! Ты заразишься и умрешь!
– Не успею, – улыбнулся он, и, преодолевая ее сопротивление, крепко прижал ее к себе.
Она забилась в его объятиях.
– Ты что, хочешь сказать, что, действительно, готов завтра умереть, поэтому и не боишься близости со мной?
– Я не боюсь близости с тобой. Больше того, я хочу этой близости. И не имеет значения, убьют ли меня завтра твои ребята, или я заболею и умру от СПИДа. Все мы рано или поздно умрем, я к этому готов, единственно, чего бы я не хотел, так это потерять эту ночь. Таня, я, действительно, готов ради этой ночи умереть, потому что ради такой ночи стоит жить.
Она изумленно подняла на него глаза, в которых билось отчаяние вперемешку с надеждой.
– Почему? – почти неслышно, одними губами, спросила она.
– Не почему, просто так оно есть, – и, стиснув ее лицо в руках, Андрей порывисто припал к ее губам.
Сминая ее застывшие губы, он словно пытался выпить из нее этот мертвящий холод предстояния смерти, царивший в ней все эти годы, и влить на его место огонь жизни, пробуждая в ней забытые чувства и желания, и согревая ее сломленную душу своей любовью.
– Перед смертью не надышишься, – простонала она, вырываясь и отворачивая от него лицо.
– Не умирай раньше смерти, – выдохнул он ей в губы и опять впился в них обжигающим поцелуем.
И она покорилась, всем телом подавшись к нему и почти уже захлебываясь в потоке освобожденной нежности и желания, неистово хлынувших из-подо льда многолетнего одиночества.
Это было больше страсти, больше любви, это была сама жизнь, тонкими стежками счастья начавшая сшивать расползающиеся края женской истерзанной души.
А за окном, в мягких объятиях ночи догорающего лета едва слышно трепетал листвою лес, обступивший тихий дом и кружащий вокруг него свой недвижимый обережный хоровод под мягким светом мерцающих звезд.
Через месяц из «Пулково-2» по маршруту «Россия – Италия» вылетала супружеская пара.
Улыбающиеся, оба в темных очках, что выглядело несколько странно в такой хмурый дождливый день, они шли, держась за руки, сосредоточенные друг на друге и не замечая людей вокруг.
Багажа у них было мало, несмотря на то, что покидали они эту страну навсегда.
Разобравшись с таможней, пара прошла в отсек паспортного контроля.
Пограничник в капитанских погонах, сидящий за стеклом, попросил даму снять очки и внимательно взглянул на фото в паспорте.
Дама спокойным движением сняла очки и подняла глаза.
Капитан изумленно воззрился на нее – казалось, от ее глаз исходило такое сияние, что если ее выпустить в темную ночь, то и тогда бы путь был светел…
Капитан замахал рукой.
– Что? – недоумевающе улыбнулась дама.
– Наденьте, наденьте, – попросил он.
С грохотом поставив в ее паспорт печать, он торопливо вернул ей документы.
Дама, еще раз улыбнувшись ему, вышла из отсека паспортного контроля к своему нетерпеливо ожидающему спутнику.
Взявшись за руки и глядя друг на друга, они вслепую шагнули на эскалатор, ведущий к посадочным терминалам и новой жизни.
А за их спиной остался офицер-пограничник, который сидел за своей стеклянной перегородкой, прикрыв глаза, ослепленные светом чужого счастья, и не обращая внимания на нетерпеливые взгляды ожидающих пассажиров, думал о том, что вот также сияли глаза у его супруги, когда он встречал ее из роддома.