Бодлер
Шрифт:
Это «жалей меня» невольно выдает тайну Бодлера, показывая, что главное в его стихах — вовсе не похвалы Сатане, не обличение коварства женщин и тем паче не призыв к революции. Главное — тот «стон угнетенной твари», тот протест нестандартно мыслящего и тонко чувствующего человека против несовершенства мира, что всегда вызовет у таких же, как он, понимание и сопереживание.
6
Перевод И. Лихачева.
Вадим Эрлихман
К
Эта книга призвана воссоздать жизнь Шарля Бодлера так, как она протекала год за годом, от рождения до смерти. Все появляющиеся в ней персонажи, знаменитые или нет, представлены одинаково, в зависимости от того, кто они и что делают в данный момент, а не в свете того, кем они стали и что сделали впоследствии. Именно по этой причине, дабы соблюсти связь и избежать любого анахронизма, названия улиц, организаций и учреждений, равно как и названия цитируемых произведений везде приводятся такими, каковыми они были известны при жизни поэта.
Ж. Б. Б.
ЗАПАХ СТАРЬЯ
Право, довольно странная пара дала жизнь Шарлю Бодлеру 9 апреля 1821 года в доме 13 по улице Отфёй, между улицей Сент-Андредез-Ар и улицей Экольде-Медсин, в квартале Сен-Жермен в Париже.
Когда ребенок появился на свет, его отцу, Жозефу Франсуа Бодлеру, было уже шестьдесят два года. Рожденный в семье землевладельцев Шампани, Жозеф Франсуа в очень раннем возрасте начал учиться и, не блистая какими-то особенными способностями, добился в коллеже Сент-Мену, бывшей столицы Аргонна, хороших отметок по французскому, латинскому и греческому. Поступив в Париже в семинарию Сент-Барб, он прослушал курс лекций по философии в Сорбонне и какое-то время помышлял о церковной карьере, собираясь стать священником. Однако жизнь распорядилась иначе. Быть может, он чувствовал неодолимое влечение к томным обычаям общества XVIII века. Того самого общества, которое все еще почитало монархию и дворянство. Которое сочетало благопристойность и лицемерие. Которое соединяло учтивость и кривлянье, любило хорошие манеры, красивые наряды, художественную литературу и изящные искусства и которое в те, 1780-е годы даже не задумывалось ни о своем закате, ни о возможном крушении своих ценностей.
И вот в 1785 году Жозеф Франсуа Бодлер стал наставником детей в доме графа Антуана де Шуазёль-Праслен. Там его очень любят. Ценят его скромность. Считают его и замечательным педагогом, и безупречным дворянином. Не боятся рекомендовать его светским людям, в частности госпоже Гельвеции, в салоне которой в Отёй всегда собираются лучшие умы:Кондийак, Тома, Д'Аламбер, Дидро, Д'Ольбак, Кондорсе, Франклин, Лаплас, Вольтер, Кабанис…
Жозеф Франсуа Бодлер был настолько послушен, учтив и осторожен, что смены политического режима на нем не сказывались. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после Революции и Террора, благодаря протекциям, которыми он пользовался, при Империи его назначили секретарем административной комиссии и контролером расходов сената, а затем, в 1805 году, — начальником канцелярии, что обеспечило ему служебные апартаменты в Люксембургском саду.
Одиннадцать лет спустя он был необычайно счастлив, получив возможность выйти в отставку. И новый режим, пришедший на смену Наполеону, сосланному на остров Святой Елены, не имея ни малейшего серьезного мотива поставить Бодлеру что-либо в упрек, назначил ему весьма приличную пенсию.
С той поры у Жозефа Франсуа Бодлера появилось время, чтобы посвятить себя тому, что, по сути, более всего его увлекало: живописи. Ибо после посещения салона госпожи Гельвеции и общения с прославленными людьми он пристрастился к кисти и находил удовольствие в писании картин гуашью. К тому же его друзьями стали художники Пьер Поль Прюдон и Луи Леопольд Буальи, оба примерно одного с ним возраста, скульптор Клод Рами и Жан Нэжон, хранитель музея Люксембургского дворца, принадлежавшего сенату. По сравнению с ними он, однако, всего лишь жалкий любитель, и его творения, аллегории и в особенности ню не имели никакого блеска. Увлекается он также коллекционированием картин, статуэток, мебели, искусно отделанной красным деревом, орехом или лаком, безделушек, предпочтительно эпохи Людовика XVI, и множества прекрасных старинных вещей [7]
7
В письме к своей матери, датированном 30 декабря 1857 года, Шарль Бодлер писал: «Несколько месяцев назад у одного торговца в пассаже Панорамы я обнаружил картину моего отца (обнаженную фигуру, лежащую женщину, которая видит во сне две обнаженные фигуры). У меня совсем не было денег, даже на то, чтобы оставить задаток, а потом нестерпимый поток повседневных пустяков заставил меня забыть об этом. <…> Отец был отвратительным художником; но все эти старые вещи имеют моральную ценность».
Полностью погруженный отныне в свою живопись, он вместе с тем непременно желает
Жозеф Франсуа Бодлер обратил внимание на воспитанницу одного из своих старинных друзей Пьера Периньона, с которым он когда-то встретился в коллеже Сент-Мену и который теперь являлся одним из самых успешных адвокатов в Париже. Воспитанницу звали Каролина Дюфаи. Она родилась в Лондоне в 1793 году и была дочерью эмигрировавшего во время Революции офицера. Каролина не лишена была определенного очарования. По крайней мере такого очарования, какое требуется, чтобы взволновать добросовестного чиновника, коим он уже не был, и жанрового художника, каковым ему хотелось бы стать, — короче говоря, чтобы вызвать у него сластолюбивые мысли и распутные фантазмы. В конце концов разве он, Жозеф Франсуа Бодлер, не являлся истинным отпрыском долгого века эротических фривольностей и сентиментальных шалостей? И разве он не был достаточно обеспеченным человеком, чтобы осчастливить скромную девушку хорошего происхождения?
Каролине Дюфаи было двадцать шесть лет, когда в сентябре 1819 года Жозеф Франсуа Бодлер сочетался с ней вторым браком. Безусловно, она могла бы надеяться на лучшую партию, но если присмотреться поближе, то становится ясно, что все подготовило ее к такого рода замужеству: жалкое положение бедной сиротки, воспитание в старинном духе, место, совсем крохотное место, которое она занимала в многочисленном семействе своего опекуна — в семействе Периньон, где никто ничего не понимал ни в искусстве, ни в бесчисленных усладах ума.
Итак, эта странная пара 9 апреля 1821 года произвела на свет Шарля Бодлера и крестила его 7 июня в церкви Сен-Сюльпис в присутствии Пьера Периньона и его жены, крестного отца и крестной матери [8]
Престарелому папе исполнилось, стало быть, шестьдесят два года, а молодая мама на тридцать четыре года была моложе своего мужа. Отец, на котором лежала печать пышных празднеств минувшей эпохи, и мать, внезапно открывшая для себя плотскую любовь и вместе с тем капризы старикашки. Отец, чуточку дилетант, взгляды которого сформировались в изысканных светских салонах XVIII столетия и тяжеловесных административных кабинетах, и робкая, легковерная, боязливая мать, для которой материнство стало даром небес, своего рода чудом, а роды — искуплением за злую судьбу. Престарелый отец, друзья которого тоже, разумеется, были в возрасте, и мать в расцвете лет, у которой вообще нет друзей, если не считать одного из четверых детей ее опекуна.
8
А прежде, 11 апреля, Жозеф Франсуа Бодлер должен был заявить властям о рождении сына.
Этот невероятный контраст маленький Шарль почувствовал очень рано и очень быстро. У него дома на улице Отфёй [9] се устарелое, и люди, которых он видит, с которыми беседует его отец или ходит в театр, тоже все старики. Старые хрычи. Старые калоши. Деды. Когда он идет играть в Люксембургский сад, в двух шагах от дома, то видит, как отец встречается с другими стариками, бывшими своими коллегами из сената, словом, компания старческая, чуть ли не дряхлая. И дело не только в том, что это престарелый народ, а в том, что это народ, который источает запахи старости — ужасные, тошнотворные, отвратительные, гнилостные, «смрадные», «нечистые, ядовитые». Шарль не может этого не отметить, не может не отложить где-то в памяти, в самой глубине своего существа.
9
Родной дом Шарля Бодлера был разрушен в середине XIX столетия в связи с прокладкой нынешнего бульвара Сен-Жермен. В здании, возведенном на его месте, между улицей Отфёй и бульваром Сен-Мишель, долгое время размещалось издательство «Ашетт».
Однако вместе с тем отцовские апартаменты предоставляют уголки, где можно иногда укрыться не без приятности, таинственные зоны полумрака, разжигающие воображение. Некоторые предметы — Аполлон или Венера из гипса, часы, глобус на камине, японская фарфоровая ваза для цветов, жардиньерка из дельфтского фаянса, медный подсвечник, гуашь, пастель порождают мечтания, открывают двери в сказочные края.
И еще есть библиотека, где Жозеф Франсуа Бодлер собрал свои любимые литературные и художественные предпочтения и где с «Энциклопедией» Дидро и Д'Аламбера в издании 1772 года он, так сказать, институционализировал у себя на дому восторжествовавшие знания XVIII века, с которым он, возможно, так никогда и не распростился. Все эти книги притягивают Шарля как магнитом. Он подолгу смотрит на них, а когда искушение слишком велико, изучает их тайком, предпочитая альбомы со множеством картинок и эстампов.