Боем живет истребитель
Шрифт:
Каждый бой – шахматный поединок, редко заканчивающийся вничью. В «матче» этом участвуют разные фигуры – есть среди них короли, ладьи, пешки. И очень важно быстро разобраться, кто есть кто. Такое умение дается нелегко, вырабатывается в огне сражений, приходит вместе с боевым мастерством.
Вражеский летчик, который преследовал меня, далеко не пешка. И его ход точно рассчитан. Следующий ход за мной. Он должен быть единственным и правильным. В моих руках мощная техника, отличное оружие, в моем распоряжении бескрайний воздушный океан. Разворачивайся, твори, ищи самый нужный, самый эффективный маневр. Но не медли. Сейчас может пригодиться каждый метр высоты,
Итак, комбинация разыгрывается. Я чувствую, как моя машина вписывается в перекрестие прицела «мессера», а в моем прицеле крутится подбитый «мессер». Что делать? Риск?
Как часто нас выручает случай!
Дымящийся впереди «мессер» вдруг начинает уклоняться влево – пытается увернуться от меня: тоже ведь жить хочет. В мгновение ока вписываюсь во внутрь его разворота, даю короткую очередь и скольжением ухожу влево. Выпущенные моим преследователем эрликоны прошли рядом со мною – я не видел их, но почувствовал характерный запах дыма в кабине.
Ход сделан! «Мессер» проскакивает мимо меня, и теперь я хозяин положения. Прицеливаюсь, открываю огонь. И тут вижу, что фашист попадает в «объятия» Филиппова и Цыкина. От них ему не уйти…
После посадки оба подошли ко мне расстроенные, с виноватым видом:
– Понимаешь, командир, мы с шеститысячной высоты увидели этого «мессера», ринулись на него, а в прицел никак не поймаем. А он сближается с тобой. Вот тогда мы и начали бить тревогу.
– Ничего, все закончилось хорошо, а урок есть, – сказал я ребятам. Они очень переволновались из-за меня, и я чувствовал себя неловко…
Половина января позади. Виктор Кирилюк за это время уничтожил одиннадцать вражеских машин, Олег Смирнов довел свой счет до девятнадцати, нескольких летчиков представили к званию Героя Советского Союза. Все это умножило наши силы, придало нам еще больше решительности и самоотверженности.
Мы перебазировались на аэродром Чаквар. Произошло это так быстро, что я даже не успел повидать кузнеца Шандора и попрощаться с ним.
В Чакваре устроились всем летным составом в особняке, хозяин которого бежал с гитлеровцами. Сразу же приступили к боевой работе. Соблюдая маскировку, при любом ветре взлетали на восток, а садились курсом на запад с бреющего полета.
И вот однажды возвращается на аэродром Петр Якубовский и приводит за собой «хвост». Якубовский выпустил шасси и не заметил, что ему грозит опасность. Смотрим – «мессер», не сделав ни единого выстрела, увеличивает обороты, вроде бы собирается уходить. Вот он уже проносится над «лавочкиным». Якубовский увидел его, убрал шасси, бросился вдогонку. «Мессер», уже спасаясь, прижался к самой земле. И тут происходит нечто невероятное. Старший техник-лейтенант Петр Трепашкин хватает трехлинейку, прицеливается – и «мессер» на земле. Он совершает пробежку, застывает на месте. Сразу никто не поверил в столь удачный выстрел. Решили, что гитлеровец прилетел сдаваться. Но оказалось, Трепашкину здорово повезло – пуля перебила бензопровод «мессера», и мотор заглох. Вскоре удивительный случай произошел в одном из штурмовых полков нашего корпуса: из горящего самолета выбросился стрелок, а парашют у него не раскрылся. Так и падали они на землю: впереди самолет, а за ним человек. Казалось, гибель неминуема. Но при ударе самолета о землю стрелка спасла взрывная волна. Мне лично довелось встретиться с этим человеком.
Между тем из кабины «мессера» вылез летчик и, увидев бегущих к нему людей, сразу же поднял руки.
Окружили мы его, стали выяснять, кто он. Немец мадьярского происхождения. Спрашиваем:
– Почему не стрелял?
– Ваш пилот был беззащитен. Я не хотел стрелять.
Подумать только – какое рыцарство! Так ли это? Лезем в кабину «мессера», проверяем систему вооружения. Эге, отказал электроспуск.
Вот тебе и фашист-гуманист… Не откажи пушка – несдобровать бы Петру.
Все-таки нельзя ни при каких обстоятельствах забывать золотое правило: осмотрительность нужна от посадки в кабину до выхода из нее.
На память об этом необычном случае Якубовский взял у немца новенький добротный шлемофон.
– Ему он уже не пригодится, отлетался…
Но на этом события не закончились.
Видимоо у сбитого «мессера» был ведомый, которого мы не заметили. Наверное, он и доложил, что в двух-трех километрах от переднего края расположился русский авиационный полк.
Поздним вечером, как только мы улеглись спать, где-то совсем рядом заухали разрывы снарядов. Все ближе, ближе. Скоро могут накрыть особняк. Вот снаряд врезался прямо в угол особняка, из окон повылетали стекла, что-то рухнуло с потолка.
Спокойным голосом Онуфриенко сказал:
– Хватит судьбу испытывать – все в подвал!
К рассвету стрельба утихла. Решили сходить в столовую чайку попить. Вылезли из подвала, пришли в столовую, а там прямым попаданием убита повариха, ранены официантки. Какой уж тут может быть чай…
Измученные тяжелой бессонной ночью, приступаем к полетам К вечеру начинаем думать, где будем ночевать. Пришли к выводу, что лучше всего устроиться там, где расположились техники, – в небольшом поселке рядом с Чакваром.
На новом месте уснули как убитые, но в три часа ночи нас опять подняла на ноги стрельба.
В наш дом влетел встревоженный начальник штаба подполковник Горнов.
– Немцы наступают!
Я глянул в окно – действительно немцы.
Откуда они взялись? Онуфриенко приказал подготовиться к бою, мы вытащили из кобур пистолеты, ждем, что будет дальше.
Стрельба то затухает, то нарастает. Постепенно вся эта кутерьма улеглась.
Что же произошло?
Заблудилась немецкая маршевая рота и неожиданно столкнулась с нашими обозными, которые огнем ручных пулеметов встретили непрошеных гостей.
Утро тоже не принесло нам спокойствия. Где-то рядом с аэродромом грохотал бой за небольшую высотку, на летном поле то и дело с треском взрывались мины. Пришлось засыпать воронки.
Подполговник Горнов стал уговаривать Онуфриенко сменить аэродром. Один нажим, второй – Онуфриенко сдался, позвонил в штаб дивизии. Ему ответила: нечего дрейфить, надо воевать.
Мы остались на месте. Нас прикрывал специально приданный зенитно-артиллерийский полк. И когда на аэродром пошли танки, орудийные расчеты смело вступили с ними в бой, сумели подбить четыре машины. Мы помогали – взлетали, отсекали от танков пехоту. Общими усилиями сорвали вражескую атаку. Но воздушно-наземную борьбу вели еще несколько суток. Нам, летчикам, было нелегко: из-за многочисленных осколков от мин и снарядов одно за другим лопались колеса шасси при взлетах и посадках. Видя это, капитан Алексей Капустянский – летчик из эскадрильи Кравцова, лучший друг Василия Калашонка – быстро освоил трофейный самолет, стал на нем доставлять покрышки с основной базы.