Боевая машина любви

Зорич Александр

Сам по себе этот факт уже являлся государственной тайной. Но даже тем, кто не знал точного названия учреждения, было ясно, что и руины, и окрестности – недобрые. Здесь смердело и магией, и теми, кто эту магию истребляет при помощи Слов, Знаков и Вещей.

Но приказчику Хофлуму, который привез свой товар издалека, все эти тонкости были безразличны.

– И вот эти двое кричат нам, чтобы мы остановились. Мы, понятное дело, останавливаемся. Ворочайте назад, говорят, в Сурки. Я спрашиваю: как так – назад? Мы и так товар задержали, а товар у нас непростой. Может, говорю, слыхали, чем заняты в гашалловой мануфактуре? Сие предприятие, говорю, большую пользу для Князя и Истины имеет, а потому извольте

нас пропустить. Мы и так опаздываем изрядно. И показываю им нашу подорожную.

«Ну дает деревенщина! – восхитился Лараф. – Мало кто осмелится препираться с офицерами Свода. Впрочем, у них там, на востоке, с этим, говорят, и впрямь попроще. Вроде как даже там и на благонравие сквозь пальцы смотреть стали.»

– Проверили они подорожную, проверили все сани. «Нет нам никакого дела до вашего товара», отвечает наконец тот, что постарше с виду. «Ворочайте взад, в Сурки. Это все ваша вина, что товар до холодов задержали. Если месяц уже проволынили, так Гашалла до послезавтра потерпит.» А я ж помню про уговор насчет месяца и одного дня, это ж значит хозяина под убытки немереные подводить… Тогда я отошел в сторонку с тем офицером, что постарше, и говорю: так мол и так, ваше сиятельство…

«Он бы его еще „величеством“ назвал», – мысленно усмехнулся Лараф.

– …Очень уж надо нам в мануфактуру поспеть до срока. Вы уж не обессудьте, вот тут, говорю, в мешочке у меня…

Хофлум примолк, покосился на спину кучера и выразительно потер большим пальцем об указательный и средний. После экспериментов деда покойного супруга ныне здравствующей Княгини с бумажными ассигнациями этот жест вошел в моду и означал только одно: деньги.

– Вы серьезно? – вытаращился Лараф на Хофлума.

Предлагать взятку офицеру Свода? Да не где-нибудь, а неподалеку от одного из главнейших секретных учреждений княжества?

Хофлум хитро улыбнулся и утвердительно покачал головой. Дескать, да, господин распорядитель, мы хоть и пишемся без «окс», да зато в этой жизни побольше вашего умеем.

– Серьезнейше. Ну а что здесь такого? Я с оглядкой всегда даю. Я по глазам сразу вижу: возьмет человек или нет. Вот когда покончим с делами да бумаги подпишем, я вам и не такое расскажу, – Хофлум самодовольно погладил свою бороду и примолк.

Лараф вдруг подумал, что Хофлум, возможно, совершенно нагло врет. Набивает себе цену. И заодно надеется разжалобить его отца, владельца мануфактуры, чтобы тот не стребовал с них немаленький штраф за просроченную поставку.

Проверить его историю все равно невозможно. Не придешь же в Староордосскую крепость с вопросом «Эй, друзья, а правда ли, что кто-то из вас взятку принял вчера у приказчика Хофлума?»

– Если только мы эти бумаги вам вообще подпишем, – сказал Лараф без особой симпатии. – Ну так из-за чего ж вы задержались-то?

– Приедем – сами увидите, – по голосу Хофлума было слышно, что он обижен ларафовым «если только». – Что я вам в самом деле тут сказки рассказываю, а? Вы ж ни одному слову моему не верите!

– Отчего же – в целом верю. Но не забывайте, что вы нас подвели, а не мы вас. Продолжайте, мне в самом деле интересно.

Два раза Хофлума просить не надо было.

– Ну так мой подарочек у него в руках словно бы растворился. Был – и нет его. Ладно, говорит, можете ехать. Но за ваши жизни мы не ручаемся. Тут уж я струхнул и спрашиваю: то есть как это – не ручаемся? Тут же ни волков нету, ни разбойников. А офицер только махнул рукой, бросил через плечо «Я вас по-хорошему предупредил» и ушел вместе со своим напарником в ту сторону, откуда мы приехали. Ну, жизнь одна, ее про запас не отложишь! И погнали мы сани дальше. А ветер все сильнее, вьюга прямо в лоб бьет, кони упираются, сани вязнут… Уже смеркается, а мы только посередине ущелья. Это я теперь знаю, что посередине, когда к вам с рассветом побежал, а тогда думал – может, и трети проклятой кишки не одолели. На передних санях я был. И вижу вдруг, что впереди стоит кто-то. Большой, темный, роста в четыре человеческих. Его сквозь снег никак не разглядеть, а подъезжать ближе как-то не того. Остановили коней, да они и так вмертвую стали. Бросили на пальцах кому идти вперед смотреть. Выпало троим из охраны, по справедливости. Это ж их прямое дело – на такой случай вперед выходить. И они пошли…

– Ну и!? – Лараф был вспыльчивым и нетерпеливым молодым человеком. Как ни тщился он разыгрывать перед Хофлумом бывалого и опытного распорядителя, а мальчишеское любопытство брало верх.

– И вернулись назад. Ничего нет, говорят, только борозда в снегу. Весь покров прошла, до самой земли. И по левому скату ущелья вверх уходит. Нет никого впереди, короче. Стали понукать лошадей – те вроде как идут. Едем дальше. И трехсот саженей не проехали – новый морок. Вроде оружие бряцает по сторонам. Не видать ни зги, ветер воет – и позвякиванье кругом это дурацкое. Кони, однако же, идут, не останавливаются. Только вздрагивают эдак, словно их оводы или другая гнусь на ужин пользует. Так еще саженей двести прошли. И тут вдруг камни забормотали и треск впереди пошел. Как будто камнепад. А мне ж говорили, что обвалов как раз можно не бояться, ущелье-то лесом поросло. А только рокочет что-то впереди и по сторонам – все ближе и ближе. Сани мои опять стали, достал я шестопер, кликнул охрану, и с нею сам вперед пошел. Два факела у нас было. И вижу я, что перед самым моим носом камни катятся. Поперек ущелья. Сами катятся, шилолова погибель! И вроде как закатываются потом вверх по левому скату ущелья. Тут у меня сердце совсем в пятки ушло, чего греха таить. Надо было, думаю, во всем офицера слушать и ворочаться.

Тонкие губы Ларафа неожиданно разошлись в ухмылке:

– А-а, это катунцы. От катунцов вреда людям не бывает. Если, конечно, прямо под них не лезть – тогда задавят. Тот офи… человек вас с потрохами купил, почтенный Хофлум. Просто вытянул из вас денежки, ясно? Знал ведь, что катунцы пойдут, вот и «предупредил», добрая душа. И пропустил, конечно, вперед – жалко ему, что ли?

Неожиданно заржал Перга:

– И точно, барин! Нашел чем подивить! А про чтой-то там такое в четыре человеческих роста – и вовсе брехня.

– Вам, может, и брехня, – пробурчал Хофлум. – Да только у меня двое людей ночью умерли и несколько лошадей пали. И на всех – полно малых красных точечек, будто их слепни искусали. Только не кусают слепни насмерть, и нет зимой никаких слепней.

2

День прошел в хлопотах.

У Хофлума действительно были жертвы. Пока санный поезд стоял перед беспричинно и неспешно катящимися камнями, вокруг саней и лошадей успело намести так, что двигаться они уже не могли.

У двоих возниц не выдержали нервы и они с воплями, по брюхо в снегу, побежали обратно в Сурки. Потом их нашли мертвыми, они не пробежали и пол-лиги.

Отец Ларафа, скрепя сердце, освободил всех рабочих мануфактуры и послал их откапывать санный поезд. В конце концов, поставщикам, хоть они и сорвали сроки, надо было помочь. (Уж больно сладкая, по правде сказать, сложилась цена; Имерт окс Гашалла не хотел терять таких выгодных торговых партнеров.)

Оказалось, что за один день там не управиться. Поэтому тюки с самыми срочными материалами, без которых работа стояла, вывезли на двух мануфактурских волокушах.

Надо всем этим Лараф надзирал. То есть без особой надобности ковылял от одних саней к другим, мерз, отходил погреться у костра, покрикивал на рабочих, разговаривал с доходяжными конягами, присматривал за изготовлением обеда.