Боевая маска
Шрифт:
— Я могу пригласить тебя пообедать?
— Ты забываешь о своих семейных обязанностях, — покачала головой Андреа. — Ты обедаешь здесь. Не опаздывай: в восемь часов и при галстуке, пожалуйста.
— В восемь часов, — послушно повторил он.
Девушка перебралась к нему на колени, прижалась к широкой крепкой груди и, прикрыв глаза, подставила полные, красиво очерченные губы для поцелуя. Болан с нескрываемым удовольствием поцеловал ее. Андреа томно вздохнула, еще теснее прижалась к нему и положила голову на плечо.
— Сегодня очень жарко, — сказала она. — Насчет обеда не беспокойся.
Болан рассеянно погладил ее по пышному заду, слегка подтолкнул, чтобы согнать с колен и, встав с шезлонга, направился к той двери, за которой скрылся Диджордже. Он обернулся было, чтобы сказать девушке «пока!», но она уже исчезла в доме. Мак прошел под арку и направился к стоянке машин. Навстречу ему вдоль стены дома шагал коренастый мужчина в легком летнем костюме. Этого человека Болан не видел ни разу за те несколько дней, что он приезжал на виллу. Мужчина остановился и удивленно воззрился на Болана.
— А вы кто такой?
— Уверен, что вы узнаете это и без моей помощи, — дружелюбно ответил Болан.
Он непринужденно уселся за руль шикарного «мерседеса», завел мотор и рванул с места, выбросив из-под колес фонтан мелкого гравия, которым была посыпана площадка.
Человек в летнем костюме растерянно наблюдал, как мощная машина остановилась у ворот, а охранник заглянул в салон, желая убедиться, что за рулем сидит тот, кто имеет право бывать здесь, — простая формальность с тех пор, как Болан-Ламбретта стал посещать дом Диджордже.
Болан проехал с километр, прежде чем взглянул в зеркало на свое помертвевшее от боли лицо. Он осторожно прикоснулся к щеке в том месте, куда пришелся удар Диджордже, и скривился от острой боли. Тогда ему пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы не отреагировать на невыносимую боль, пронзившую его, словно клинок. Мак надеялся, что удар не причинил ему никаких внутренних повреждений. Все шло слишком хорошо, чтобы теперь его подвело новое лицо. Да… все складывалось как нельзя лучше. Мак подумал об Андреа со смешанным чувством удовольствия и сожаления. Их отношения, разумеется, не имели будущего… Он не имел никаких оснований чувствовать себя виновным в том, что использует девушку в личных целях. Она уже созрела для подобной связи, будь то Болан либо кто-то другой… А почему бы и нет? Он ей пользовался, это так, но ведь и она воспользовалась им. Это было так очевидно. Она хотела, чтобы Диджордже застал их в двусмысленной ситуации. Андреа воспользовалась Боланом, чтобы причинить отцу боль. Ну, что ж. Болан пользовался ею с той же целью.
С этими мыслями он добрался до отеля. Поднявшись к себе в номер, Мак принял душ, надел легкий костюм и сунул револьвер в кобуру под мышкой. Болан спустился в холл, кивком головы подозвал портье, вечно улыбающегося человечка лет сорока, и положил перед ним на стойку двадцатидолларовую банкноту.
— Мной кто-нибудь интересовался? — спросил он.
Портье уставился сначала на банкноту, потом обратил тусклый взгляд на клиента.
— А что, вами кто-то интересовался, мистер Ламбретта? — невинно переспросил он.
— Это спрашиваю не я, а двадцать долларов.
— Мне кажется…
Портье нервно побарабанил пальцами по стойке и хитро
— Мне кажется, был тут один тип меньше часа тому назад… Так он интересовался вашей особой, мистер Ламбретта.
— Что вы ему сказали?
Портье опустил глаза на зеленую бумажку, снова улыбнулся и добавил:
— А что там говорить? Вы остановились здесь. Платите наличными, а не кредитной карточкой. Человек спокойный, не суете нос не в свои дела и…
Он умоляюще посмотрел на Болана.
— И каждое утро делаю ставки на стодолларовых кляч у местного букмекера, — закончил за него Болан.
Портье бросал по сторонам косые взгляды, ни на миг не переставая улыбаться.
— Есть вещи, о которых не стоит говорить вслух, мистер Ламбретта, — нервно сказал он. — Я бы предпочел, чтоб вы сохранили в тайне кое-какие ваши… э-э… связи.
Болан забрал двадцать долларов, шагнул назад и расстегнул пиджак, открывая взгляду портье маленький Р.32 в кобуре под мышкой. Порывшись в карманах, Мак вытащил туго набитый бумажник и неторопливо вложил в него двадцатидолларовую бумажку, а вместо нее уронил на стойку банкноту в пятьдесят долларов. Портье отвел глаза от револьвера и уставился на новую бумажку. Он нервно облизал губы и произнес:
— Прямо не знаю, что и сказать…
— А тут нечего знать, — добродушно сказал Болан. — Мне вряд ли стоит торчать здесь и сорить деньгами. Не проще ли вытащить вас из-за стойки и влепить пару добрых оплеух? Вам не приходила в голову такая мысль?
Судя по всему, подобная мысль, хоть и с опозданием, посетила и портье. Он нагнулся над стойкой и заговорщически зашептал:
— Этот человек хотел знать, кто вы и с кем вы общаетесь, мистер Ламбретта. Я думал, вам нечего скрывать. Я сказал, с какого времени вы проживаете у нас, и что выглядите, как спокойный и воспитанный джентльмен. Ах, да! Кажется, я еще сказал ему, что Д'Агоста приезжала за вами раза два. Может, мне не стоило говорить это? Надеюсь, я не выдал никакой тайны. Д'Агоста такая очаровательная молодая женщина… слишком молодая, чтобы быть вдовой. Очень жаль, поверьте мне…
— Вы ему сказали о лошадях?
— Да, мистер. О! Уверен, что это не повредит вам. Я уже делал ставки и для того джентльмена.
— Так… Кто он?
Нижняя губа портье задрожала.
— Мистер Мараско. Кажется, его зовут «Мед» Мараско. Странное имя для человека его комплекции, но…
— И вы говорили с ним о моей почте?
Лицо портье вытянулось.
— Я… э-э… Мараско — партнер Джулиана Диджордже, мистер Ламбретта. Вы, конечно же, знаете, что мистер Диджордже отец Андреа Д'Агоста. Таким образом, учитывая эти обстоятельства, я счел возможным…
— Значит, вы говорили с ним о моей почте!
— Да, мистер. Я сказал ему, что вы получили письма из Флориды и Нью-Джерси. Может, мне не стоило…
— Ну, ладно! Оставьте, — прервал Болан портье и вложил в его мокрую от пота руку пятидесятидолларовую купюру.
Он шел к выходу через весь холл, и на лице его играла довольная улыбка. Прикрытие сработало.
Глава 12
— Это проходимец, каких мало, — увещевал дочь Диджордже. — Поверь мне, бамбина.