Боевое кредо
Шрифт:
Сделав все необходимые умозаключения, Ворошилов огляделся, совершив несколько красивых перекатов, бросился на лестницу как тигр и в три прыжка очутился уже на середине. Потом прекратил выделываться и быстренько забрался наверх. За хлипкой дверцей находился вовсе не умывальник, а кабинка звукорежиссера с хитрыми приспособлениями – тюнерами, синтезаторами, пультами, микрофонами и магнитофонами.
Звукорежиссер поставил очередную запись и спустился с чайником за водичкой, ну, а тут и появился курсант Ворошилов.
Меня тем временем продолжали нещадно эксплуатировать. Только закончился вальс и я
– Э, вы что творите, я же не ваш! – заорал я костюмершам, споро одевавшим очередного танцора.
– На сцену-у-у, – зашипела на меня хореографичка в спортивном костюме и попыталась дать пендаля для ускорения.
Пришлось снова выскочить и плясать какой-то народный танец, присвистывать, притопывать и пройтись вприсядку. На этот раз повезло. Музыка внезапно прекратилась, и знакомый голос на весь зал произнес:
– Гы, прикольно, что это за фигня? А-а-а, микрофон! О, Андрюха, ты что на сцене делаешь?
Танцевальная группа остановилась, танцоры стали недоуменно пялиться друг на друга.
– Я хочу быть с тобо-о-ой, я та-а-ак хочу быть с тобой, в комнате с белым потолком, с правом на надежду-у-у, – заголосил Эдик в микрофон.
Вялая публика в зале немного оживилась и начала аплодировать. Мне удалось под шумок смыться со сцены и проскочить мимо узурпаторши-хореографички.
Ворошилов понял, что сделал что-то нехорошее, и начал нажимать все кнопки на пульте. На весь зал раздались писк, вой и какая-то адская какофония. Эдик от греха подальше выпрыгнул из кабинки звукорежиссера и успел благополучно скрыться с места преступления. Вова Степной сидел в гримерке и боялся высунуться наружу, опасаясь, что его снова заставят идти на сцену и что-нибудь отплясывать.
Тут и Эдик подоспел.
– Я там что-то в кабинке наверху натворил, – сознался он, переодеваясь в комбез и трясясь от страха. – Вы меня не выдавайте.
– Мы тебя вообще не знаем, – буркнул Степной. – Побыстрее бы отсюда свалить, дурдом какой-то.
Мы переоделись и стали ждать своего нового шефа. Вскоре появился и он.
– Блин, у нас звукреж с ума сошел, репетицию у танцоров сорвал, – пожаловался наш «начальник».
– А почему в зале публика? – осторожненько поинтересовался я.
– Да какая публика! Так, загнали военных, пэтэушников и прочих статистов, чтобы выступающие себя как на премьере чувствовали. Через пару недель большой «сборник» даем, наши попляшут, попоют, а под конец пара заезжих звезд будет, вот и «генералим». У нас сейчас рабочих сцены не хватает, но, надеюсь, на премьере будут все.
Нашего «шефа» звали Дмитрий Федорович, и по должности он заведовал всей сценической артелью. Переодевшись в подменку, мы пошли за Федоровичем куда-то в подвалы и перетаскали кучу ящиков с реквизитом. Потом нам вручили какие-то огромнейшие шторы и отправили на хозяйственный двор, развесить их и выбить от пыли.
Справившись с поручением, мы перекурили и пошли разыскивать «шефа», чтобы доложить.
По дороге на нас опять напали «деятели» и стали утверждать, что мы «революционные матросы» и должны немедленно спуститься в какую-то рекреацию и что-то отрепетировать. Пришлось застегнуть комбез на верхнюю пуговицу, спрятать свою флотскую тельняшку и пообещать, что мы немедленно спустимся, разобьем Колчака и пару раз пульнем из носового орудия по Зимнему. Отвязавшись от театралов, мы все-таки нашли Федоровича и потребовали немедленно отпустить нас, потому что уже проголодались. «Шеф» оказался вполне адекватным и, перед тем как нас отпустить, отвел на сцену убрать музыкальные инструменты после выступления какой-то рок-группы. Занавес был опущен, слышался гул голосов неблагодарной публики из пэтэушников и военных, которых никто из выступающих так и не смог расшевелить.
– Зырь, что тут! – заорал Степной и кинул мне черную кожаную «косуху», всю в заклепках и шипах, сам напялил на себя точно такую же, сняв ее с барабанной стойки.
– Прикинь, типа, мы тоже выступаем, девки в зале кипятком, зажигалки, поклонники и все такое, – замечтался Вова, надел найденные на барабане черные очки и кинул мне точно такие же.
– Ну, а что, мы с тобой в паре на дискотеке под «Кар-мэн» неплохо «слабаем», – подыграл я, снаряжаясь в очки и «косуху».
– Скучно, – сказал Эдик, – пойду-ка, какую-нибудь музыку врублю.
– А ты, типа, шаришь, как? – спросил его Вова.
– А то, – гордо ответил Эдик, зашел за сцену и начал карабкаться вверх по железной лесенке.
На весь зал сперва раздалась череда каких-то непонятных звуков. Потом сильный женский голос затянул про «валенки», потом – о, чудо! «Ту-ту-ту-туту-тутуту», – раздались знакомые аккорды.
– О мля, «Кар-мэн»! «Лондон, гуд бай!» – возбудился Степной и стал в стойку, с которой мы с ним начинали танец на дискотеке.
А один из рабочих сцены, отвечавший за занавес, услышав звуки музыки, попутал все на свете и нажал кнопку, решив, что представление продолжается. Ну, а «световик», еще не покинувший свой пост, направил на сцену прожекторы.
Степной замер с открытым ртом и повернул голову в мою сторону.
– Чего смотришь, танцуем, – проорал я, улыбаясь.
Вова кивнул, занавес поднялся, и народ, стремившийся на выход, остановился, с интересом уставившись на сцену.
– Вова, не вздумай съе…ть, – предупредил я Степного. – Давай зажигать, некрасиво со сцены убегать.
И вот начали мы со Степным под «Кар-мэн» отплясывать, точно так, как исполняли на училищной дискотеке. То, что не удалось местным хореографам, вполне удалось нам. По-моему, никто даже и не понял, что на сцене не настоящий дуэт. Затылки бритые, черные комбезы, «косухи», очки, а отплясываем – дай бог так ноги Лемоку или Титомиру задирать.
Зал начал заводиться, многие стали отплясывать в проходах, послышался визг девчонок.
Под конец песни мы с Вовой прокатились на коленках прямо к краю сцены, упали на спины и потом выпрыгнули на ноги «подъемом-разгибом».
– Аааа! Оооо! Даааа! – орали восторженные зрители.
– Итак, ждем вас на нашем концерте через неделю. Мы – лучшие! Ворошилова в президенты! «Кар-мэн» зе бест! – орал в микрофон Эдик.
Пришлось от греха подальше убегать со сцены, чтобы не попасть в лапы буйствующих фанатов. Эдик опять умело ускользнул из кабинки, и по всему Дому офицеров слышались негодующие крики звукорежиссера: