Боевой гимн матери-тигрицы
Шрифт:
Хотя она обожала стильную одежду и открытия художественных галерей, больше всего в жизни она любила плавать в Кристалл Лейк (где в детстве бывала каждое лето), готовить ужин для старых друзей и общаться с внучками, Софией и Лулу, которые по просьбе Флоренс звали её Попо.
Ремиссия наступила в марте, через шесть недель после химиотерапии. К тому моменту Флоренс была хрупкой тенью себя прежней — я помню, какой маленькой она казалась на фоне больничных подушек, словно на 75% уменьшенная копия себя самой, — но при ней по-прежнему были её волосы, достойный аппетит и жизнерадостность. Она пребывала в восторге от потери веса.
Мы с Джедом
Мы должны были как можно скорее решить, что нам делать с Флоренс. О том, чтобы она жила одна, не шло и речи: она была слишком слаба, чтобы ходить, ей требовались постоянные переливания крови. И у неё не было почти никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. По её собственному выбору она почти не поддерживала контактов со своим бывшим мужем Саем, а её дочь жила очень далеко.
Я предложила решение, лежавшее на поверхности: Флоренс должна жить с нами в Нью-Хейвене. Пожилые родители моей мамы жили с нами в Индиане, когда я была ребёнком. Мать моего отца жила с моим дядей в Чикаго до самой своей смерти в восемьдесят семь лет. Я всегда считала, что смогу приютить своих родителей, когда возникнет необходимость. Это китайский путь.
К моему удивлению, Джеду этого не хотелось.
Не было никаких сомнений в его преданности Флоренс. Но он напомнил мне, что у нас с ней часто возникали стычки и что я на неё злилась; что у нас обеих сложные характеры; что, даже несмотря на болезнь, Флоренс вряд ли будет держать свои взгляды при себе. Он попросил меня представить, что будет, если мы с Лулу начнём очередное сражение, а Флоренс захочет вступиться за свою внучку.
Джед был, конечно, прав. На протяжении лет мы с Флоренс ладили — она познакомила меня с миром современного искусства, и мне нравилось ходить с ней в музеи и галереи, но, как только родилась София, мы начали ссориться. На самом деле именно благодаря боданию с Флоренс я впервые обратила внимание на глубокие различия между китайским и как минимум одним из вариантов западного воспитания. Прежде всего, у Флоренс был вкус. Она разбиралась в искусстве, винах и еде. Ей нравились роскошные ткани и горький шоколад. Всякий раз, откуда бы мы ни возвращались, Флоренс расспрашивала девочек о цветах и запахах, с которыми они столкнулись в поездке. А ещё у Флоренс было особое отношение к детству. Она считала, что оно должно быть полно спонтанности, свободы, открытий и нового опыта.
Бывая с нами на Кристалл Лейк, Флоренс хотела, чтобы её внучки плавали, гуляли и исследовали то, что им нравится. Я же, напротив, говорила девочкам, что как только они сойдут с нашего крыльца, их похитят. Также я говорила, что в озере на глубине водится рыба, которая очень больно кусается. Возможно, в этом я перегибала палку, но иногда беззаботность равна беспечности. Однажды, когда Флоренс нянчилась с Софией вместо нас, я приехала домой и увидела свою
Правда в том, что я не умею радоваться жизни. Это не самая сильная моя сторона. Я веду массу списков разных дел и ненавижу массаж и отпуск на Карибах. Флоренс считала, что детством надо наслаждаться. Я же думала, что это период тренировок, время закалять характер и инвестировать в будущее. Флоренс всегда хотела провести с внучками хотя бы один полноценный день и умоляла меня об этом. Но я никогда ей такого не позволяла. У девочек едва хватало времени на то, чтобы сделать уроки, позаниматься китайским и музыкой.
Флоренс нравились бунтарство и моральные дилеммы. Она также любила психологические игры. Я тоже, но только не тогда, когда в них участвовали мои дети. “София так завидует своей сестричке, — хихикнув, сказала Флоренс сразу после рождения Лулу. — Она явно хочет отправить Лулу туда, откуда та пришла”. “Нет, это не так, — отрезала я. — София любит свою сестрёнку”. Глядя на Флоренс, я видела, что она хочет посеять дух соперничества между сёстрами. На Западе полно психических расстройств, которых нет в Азии. Как вы думаете, много ли китайцев страдают от дефицита внимания?
Будучи китаянкой, я почти никогда не вступала с Флоренс в открытую конфронтацию. Когда ранее я написала о “бодании с Флоренс", я имела в виду, что критиковала и поругивала её перед Джедом, но за её спиной. С Флоренс я всегда была любезной и лицемерно-добродушной по отношению ко всем её предложениям. Поэтому Джед был прав, тем более что именно он нёс на себе основное бремя конфликта.
Но это не имело никакого значения, поскольку Флоренс была его матерью. В китайской традиции, когда дело касается родителей, обсуждать нечего. Родители — это родители, ты кругом им должен (даже если так не считаешь) и обязан сделать для них все (даже если это разрушает твою собственную жизнь).
В начале апреля Джед забрал Флоренс из больницы, привёз в Нью-Хейвен и поселил на втором этаже нашего дома. Флоренс была невероятно потрясена и счастлива, как если бы мы все вместе отправились на курорт. Она жила в нашей гостевой комнате, рядом со спальней девочек и поблизости от нашей спальни. Мы наняли сиделку, которая готовила для неё и заботилась о ней, а физиотерапевты приходили к нам на дом. Почти каждый вечер я, Джед и девочки ужинали вместе с Флоренс; первые пару недель это неизменно происходило в её комнате, так как она не могла спуститься вниз. Однажды я позвала нескольких её друзей и устроила в её комнате вечеринку с вином и сыром. Когда Флоренс увидела, какие сыры я купила, она была в шоке и отправила меня за другими. Вместо того чтобы разозлиться, я была рада, что она остаётся прежней и что её хороший вкус передался моим дочерям. Также я запомнила, какие сыры покупать больше не стоит.
Хотя мы жили в постоянном страхе — Джед гонял Флоренс в больницу Нью-Хейвена дважды в неделю, — казалось, в нашем доме она чудесным образом восстанавливается. У неё был колоссальный аппетит, и она быстро набрала прежний вес. 3 мая, в её день рождения, мы даже смогли пойти в местный ресторан. С нами также были наши друзья Генри и Марина, и они поверить не могли, что это та же Флоренс, которую они навещали в больнице полгода назад. В ассиметричном, с высоким воротником пиджаке от Иссея Мияке она снова блистала и совсем не выглядела больной.