Боевой гимн матери-тигрицы
Шрифт:
Я оттащила дочь в сторонку. "Лулу!
– прошипела я.
– Что ты делаешь? Это тебе не шутки". Лулу нахмурилась: "Я считаю в уме".
– Ты не можешь считать только в уме - тебе нужно проговаривать это вслух, чтобы показать этой даме, что ты умеешь считать! Они не примут тебя в школу, если ты этого не покажешь.
– А я не хочу в эту школу.
Как уже говорилось, я не верю в подкуп. И ООН, и Организация экономического сотрудничества и развития имеют ратифицированные конвенции против взяточничества; кроме того, вообще-то это дети должны платить родителям. Но я была в отчаянии. "Лулу, - шептала я.
– Если ты сделаешь это, я дам тебе конфетку и
На сей раз мне позволили сопровождать Лулу на экзамен. Директриса поставила на стол четыре кубика и спросила Лулу, сколько их.
Лулу посмотрела на них, а затем сказала: "Одиннадцать, шесть, десять, четыре". Я похолодела и подумала, не стоит ли мне схватить Лулу и бежать оттуда прочь, но директриса спокойно добавила ещё четыре кубика: “А эти, Лулу, ты сосчитать сможешь”? На сей раз Лулу смотрела на кубики чуть дольше, а затем сосчитала: "Шесть, четыре, один, три, ноль, двенадцать, два, восемь". Я не могла этого вынести: "Лулу, прекрати!"
– Нет-нет, прошу вас, - директриса подняла руку, весело глядя на меня, а затем вновь повернулась к Лулу.
– Я смотрю, Луиза, тебе нравится все делать по-своему. Я права?
– Лулу стрельнула на меня глазами - она знала, что я недовольна, - а затем коротко кивнула.
– Здесь восемь кубиков, - сказала директриса как бы вскользь.
– Ты все сделала правильно - пусть даже твой ответ был таким необычным. Это замечательно - хотеть обрести собственный путь. И это как раз то, что мы приветствуем в нашей школе.
Я выдохнула и расслабилась. Я бы сказала, что той женщине Лулу понравилась. На самом деле она нравилась многим людям - было нечто притягательное в её неспособности заискивать. Слава богу, подумала я, мы живём в Америке, где - вне всякого сомнения, благодаря войне за независимость - ценят бунт. В Китае Лулу отправили бы в трудовой лагерь.
По иронии судьбы, Лулу влюбилась в свою Нью-Йоркскую школу, в то время как София, которая всегда была немного стеснительной, переживала тяжёлые времена. На родительском собрании её учительница сказала нам, что, хотя у неё ещё не было лучшей ученицы, она очень переживает из-за замкнутости Софии, поскольку каждый обед девочка проводит в одиночестве, бродя по двору с книгой. Мы с Джедом были в панике, но, когда спрашивали Софию о школе, дочь настаивала, что ей очень весело. Мы с трудом пережили тот семестр. Мне даже удалось получить предложение от Университета Нью-Йорка, которое я почти что приняла. Но затем произошла серия неожиданных событий. Я опубликовала юридический обзор на тему демократизации и этничности в развивающихся странах, который привлёк внимание политических кругов. Из-за этой статьи Йель предложил мне стать штатным профессором. Мы перестали быть кочевниками, Джеду больше не надо было разъезжать между городами, а София и Лулу поступили в начальную школу Нью-Хейвена.
К тому времени Лулу также начала брать уроки игры на фортепиано у Мишель, учительницы Софии, в Neighborhood Music School. Мне казалось, что я веду двойную жизнь. Я поднималась в пять утра и полдня изображала из себя профессора Йельского университета, а затем неслась домой ради ежедневных музыкальных занятий, в которых Лулу неизменно участвовала только благодаря угрозам, шантажу и вымогательству.
Как оказалось, Лулу была музыкантом от природы с практически абсолютным слухом. К сожалению, она ненавидела зубрёжку и не могла сосредоточиться во время занятий, предпочитая разговаривать о птицах за окном или о морщинах на моем лице. Все же с помощью
Примерно в то же время я решила, что Лулу стоит опробовать другой музыкальный инструмент. Друзья с детьми постарше говорили мне, что будет лучше, если у девочек появятся разные интересы, поскольку это сведёт к минимуму конкуренцию между ними. Это было особенно важно потому, что София становилась все лучше как пианистка, выигрывала одну за другой награды, а учителя, церкви и местные организации стали приглашать её выступить у них. Куда бы мы ни пошли, Лулу выслушивала восторженные отзывы о своей сестре.
Разумеется, возник вопрос, каким должен быть новый инструмент Лулу. Мои свекровь со свёкром, либеральные евреи-интеллектуалы, обладали собственным мнением по этому поводу. Они знали, что у Лулу непростой характер, и не раз слышали вопли и крики во время наших с ней занятий. Они убеждали меня умерить пыл. "Что ты думаешь о блок-флейте?" - спросил мой свёкор Сай. Крупный, крепко сбитый мужчина, похожий на Зевса, Сай владел процветающей психотерапевтической практикой в Вашингтоне. Он был очень музыкален и обладал мощным глубоким голосом. На самом деле прекрасный голос был и у сестры Джеда, что говорило о том, от кого именно Софии и Лулу достались такие гены.
“Блок-флейта?
– недоверчиво переспросила моя свекровь Флоренс, услышав о предложении Сая.
– Как скучно”. Флоренс была арт-критиком и жила в Нью-Йорке. Недавно она опубликовала биографию Клемента Гринберга - скандального критика современного искусства, открывшего Джексона Поллока и американский абстрактный импрессионизм. Флоренс и Сай развелись двадцать лет назад, и свекровь не соглашалась ни с одним словом свёкра: “Может, что-нибудь более впечатляющее из гамелана? Может, она научится играть на гонге?”
Флоренс была элегантной космополиткой и искательницей приключений. Много лет назад она ездила в Индонезию, где была очарована яванским гамеланом - маленьким оркестром из 15-20 музыкантов, сидящих на полу по-турецки и играющих на ударных инструментах вроде кемпула (набора висячих гонгов разного звучания), или сарона (большого металлического ксилофона), или бонанга (кучки чайников, на которых играли как на барабанах, только звучали они намного звонче).
Любопытно, что французский композитор Клод Дебюсси так же отреагировал на гамелан, как и моя свекровь. Как и для Флоренс, гамелан стал для Дебюсси откровением. В 1895 году он писал своему другу, что яванская музыка “способна выразить каждый оттенок, даже самый невыразимый”. Позже он опубликовал статью, где назвал яванцев “удивительными людьми, которые музицируют так же, как мы дышим. Они учатся у вечного ритма моря, шума ветра в кронах деревьев и тысячи других звуков, которые они слушают с большим вниманием, не прибегая к помощи сомнительных трактатов”.
Как по мне, так Дебюсси просто переживал период увлечения экзотикой. То же самое произошло и с другими его французскими товарищами - Анри Руссо и Полем Гогеном, постоянно писавшими полинезийских туземцев. Особенно отвратительная вариация этого феномена существует в современной Калифорнии: мужчины с “жёлтой лихорадкой”, которые встречаются только с азиатскими женщинами, иногда с десятками женщин, вне зависимости от того, насколько те уродливы или из какой страны приехали. Для протокола: Джед до меня не встречался ни с одной азиаткой.