Боевой гимн
Шрифт:
— Где это мы? — поинтересовался Эмил.
Эндрю попытался разглядеть табличку с названием станции, но она уже исчезла из виду.
— Полагаю, что уже за пределами Рима. Наверное, в Асгарде.
Пэт ухмыльнулся и выглянул в окно.
— Бот люди, которые разбираются в том, как варить пиво.
— Варвары, — фыркнул Эмил.
— Но хорошие воины, — возразил Эндрю. — Елки зеленые, что за странный мир! Рядом с римлянами живут потомки древних германцев, а в восьмистах милях дальше страна средневековых японцев. Сколько же у нас дома этих Врат света?
— Ну, викинги, скорее всего, попали сюда через те же Врата, что и мы, возле Бермуд, — рассудительно произнес Эмил. — Еще одни Врата должны быть в Средиземноморье, через них прошли римляне, карфагеняне, греки и египтяне. А вот как сюда попали русские, это мне непонятно. Может, это были какие-нибудь случайные Врата, которые открылись лишь один раз. У меня даже была такая гипотеза, что существуют только одни Врата, находящиеся где-нибудь в космосе над нашим миром. Поскольку Земля вращается вокруг своей оси, они всегда оказываются в разных местах.
Пэт уставился на доктора, выпучив глаза.
— В космосе, говоришь? И почему же они не падают вниз?
— Удерживаются на орбите.
— Не мели чепухи! В небе нет ничего, кроме звезд. Как там может что-то висеть? Ты сбрендил.
Пэт и Эмил углубились в дискуссию о Вратах света, приканчивая по ходу дела водку из фляжки артиллериста, но Эндрю к ним не прислушивался.
«Черт возьми, как мне не хватает тебя, Ганс, — печально думал он. — Помню, как вы с Пэтом сидели в уголке, опрокидывая рюмку за рюмкой. Ты обычно молчал, разве что улыбался иногда, но по большей части думал о чем-то. Старые добрые времена… Уж какими-какими, а добрыми они не были. Постоянный страх перед надвигающейся катастрофой и сознание того, что шансов выжить у тебя никаких. Из пятисот с лишним парней, которые пришли со мной в этот мир, ребят из Тридцать пятого Мэнского полка, Сорок четвертой Нью-Йоркской батареи и экипажа „Оганкита“, осталось в живых меньше двухсот. А из русских людей, поднявших на этой планете восстание против орды, погибло больше половины».
— Странно, — прошептал Эндрю.
— Что странно? — спросил Эмил, оторвавшись от спора с Пэтом, который подкреплял свои аргументы отборными ругательствами.
— Странно, что, вспоминая все эти войны, мы чувствуем, что нам их не хватает.
Эмил кивнул с умным видом.
— Стареем, наверно. Ты посмотри, даже у нашего рыжего Пэта появились седые пряди.
Пэт подергал себя за бороду, в которой и впрямь начала пробиваться седина, и расхохотался.
— А, ерунда! Девчонкам нравится.
— И когда же ты угомонишься и станешь респектабельным членом общества? — подколол его доктор.
— Никогда! Чтобы возиться с тремя сопляками, как Эндрю? Неудивительно, что он воспользовался первой же возможностью слинять из дома и устроил эту инспекционную поездку.
Эндрю улыбнулся. Каждая секунда, проведенная в разлуке с Кэтлин и его тремя ангелочками, была для него пыткой. Нет, он затеял эту инспекцию не для того, чтобы отдохнуть от семьи, а чтобы разузнать кое-что.
— А ты не скучаешь по старым денькам, Пэт?
Ирландец выхватил свою фляжку из рук Эмила, перевернул ее горлышком вниз и сердито уставился на доктора. Вскочив с места, он ринулся обратно в купе и тут же вернулся, держа в руках непочатую бутылку водки. Выдернув пробку, он сделал долгий глоток и передал водку своему собутыльнику.
— Хорошее было время. Помню, как я с Четвертым корпусом прикрывал северный фланг, когда мы отступали. А уж первый день битвы при Испании — да, этим боем можно гордиться.
— И тебе этого не хватает?
— Наверное, во мне говорит ирландская кровь. Мне этого и вправду не хватает. Господи, как я скучаю по всему этому! Мне не хватает старины Ганса, вечно жующего табак, и моих красавиц, двенадцатифунтовок-«наполеонов». Как я жахнул двойным зарядом картечи по этим поганцам, а? Никогда не забуду.
Эндрю улыбнулся старому другу.
— А как ты, Эндрю? — спросил Эмил. С каждым очередным глотком из бутылки Пэта его речь становилась все более невнятной.
— Я уже не знаю, — отозвался Эндрю. — Все эти страшные дни я мечтал только об одном — чтобы война наконец кончилась. Видит Бог — теперь я могу в этом признаться, — я боялся, что мы в конце концов проиграем, что бы я тогда ни говорил. Я сражался для того, чтобы моя Кэтлин, мои друзья имели возможность пожить подольше, чтобы у моей дочери, а потом у моих сыновей был какой-то шанс. Но что касается меня… — Он запнулся. — Я чувствовал, что приношу себя в жертву во имя спасения других. Я никогда не испытывал от этого такой радости, как ты, Пэт.
— Но ты все равно вспоминаешь об этом времени с ностальгией, разве не так? — проницательно заметил Эмил.
— Тогда все было проще. Была только одна цель, одна задача — дожить до завтра, до следующего похода. Не было времени думать о чем-то еще.
— Мне больше всего не хватает той замечательной атмосферы, — вдруг прервал его Пэт.
Эндрю бросил на него удивленный взгляд.
— Ну, ты понимаешь. Мы были вместе… — Ирландец замолк, подбирая слова. — Это было здорово. Мы верили друг другу и понимали все с полуслова. Теперь новое время, новые лица выходят на первый план, — Готорн, например. Но я тоскую по старине Гансу, да. Такого, как он, больше не будет. — Он пригорюнился. — Славные были деньки.
«Много воды утекло с тех пор», — подумал Эндрю. В первый год после окончания войны они все были объединены общей целью — пережить зиму и восстановить разрушенное. Но потом почему-то их пути начали расходиться. Пока жив проконсул Марк, их союз с Римом, скрепленный кровью, будет нерушим. По крайней мере, с этим все в порядке. Но с Карфагеном вышла иная история. В ту послевоенную зиму карфагенянам пришлось выдержать множество опустошительных рейдов со стороны разрозненных банд мерков, которые в итоге откочевали на запад. Вести военную кампанию — это одно, но Эндрю не мог позволить себе ввязываться в затяжную партизанскую войну с мерками. Он отослал на помощь Карфагену всего одну дивизию, и весной Гамилькар наотрез отказался обсуждать с Республикой перспективы возможного союза. Карфаген был для них потерян, по крайней мере на время.