Боевой клич
Шрифт:
— Конечно... Как только выдадут протез, меня сразу выпишут. Хочешь посмотреть, как здорово я ковыляю?
— Ты не единственный, кто потерял ногу. Ты же лесоруб и видел такое и раньше.
— Брось, Мак. С протезом или без, я все равно для всех буду калекой. Никто не вернет мне ногу, как никто не вернет индейцу слух. Или, может, кто-то способен поднять из могилы командира, Эрдэ или Элкью? Эх, ты, умник... Убирайся!
— Но не прежде, чем скажу тебе, что ты блевотина крысячья! У тебя даже не хватает
Больше всего на свете мне хотелось обнять его и сказать, что, конечно, я так не думаю.
Он протянул руку и удержал меня, когда я поднялся, чтобы уйти.
— Мак...
— Прости, Энди, мне не следовало говорить такую чушь. На самом деле я так не думаю...
— Я знаю, Мак. Скажи Непоседе, что я извиняюсь.
— Скажу.
— И когда будешь проходить мимо палатки Пе-терсона, попроси его, если он захочет, почитать мне письмо Пэт...
Прежде чем уехать, мы с Непоседой зашли на кладбище, над которым была надпись: «Кладбище второй дивизии морской пехоты США».
Самое обыкновенное военное кладбище. Но только не для нас с Непоседой. Мы нашли своих и останавливались перед каждой могилой, вспоминая что-нибудь о том, кто лежал в ней.
...Джонс, Эл. Кью... Рохас Педро... Ходкисс Мэрион... Гомес Джозеф... Хаксли Сэмюэл... Маккуэйд Кевин... Шапиро Макс... Китс Джек... Браун Сирил...
Непоседа остановился перед могилой Эрдэ и потянул со спины гитару.
— Я кое-что обещал ему, Мак.
Его пальцы прошлись по струнам, но спеть он так и не смог.
Над нами с ревом пронеслось звено бомбардировщиков.
— Пошли отсюда, Мак. — Слезы катились по щекам Непоседы. — Какого черта я должен плакать над бандой х-хреновых янки.
Глава 5
Настало время прощаться нам с Непоседой. Мы стояли на вокзале в Сан-Франциско.
— Я тут подумал, Мак. У тебя столько дел... Может, отдашь мне вещи Педро? Я живу недалеко от его семьи.
— Но ведь он был мексиканцем, а ты теперь не в армии, а дома, в Штатах.
— Он... — Непоседа облизнул пересохшие губы. — Он был моим другом.
Он достал бумажник и вытащил оттуда пожелтевший лист бумаги:
"22 декабря 1942 года.
Священный договор
Мы, нижеподписавшиеся, потные, вонючие и пьяные «стервецы Хаксли» обязуемся встретиться через год..."
Непоседа медленно порвал бумагу.
Я все сделал, как задумал, по полной программе. Навестил вдову Хаксли и пробыл у нее два дня. Потом, как обещал, поехал к родителям Мэриона, чтобы повидать Рэчел, но она, получив похоронку, уже уехала и никто не знал куда...
И вот наконец последняя остановка. Балтимор.
Шел дождь, и поезд медленно катился к вокзалу. Я долго смотрел в окно, потом закрыл глаза, и тут же передо мной появился мой батальон. Розовощекие салаги, при виде которых ветераны морщились, как от зубной боли. И слова Хаксли: «Сделайте из них морпехов...»
Конечно, я понимал, что мы были всего одним из пятидесяти батальонов морской пехоты и многим пришлось куда труднее, чем нам, но, как всякий ветеран, в глубине считал, что никогда и нигде не было лучше части, чем мой батальон.
Я смотрел в окно и узнавал места, о которых мне рассказывал Дэнни. Вот это высокое здание, должно быть, больница Джона Хопкинса, а это...
Поезд остановился в крытом здании вокзала.
— Балтимор! Стоянка поезда десять минут!
Я подтолкнул локтем дремавшего рядом морпеха.
— Проснись, Дэнни. Ты уже дома.
Я помог ему встать и поправил форму.
— Ну, как я выгляжу?
— Можешь перевестись к «голливудским» морпехам. Или сниматься в кино.
Поезд дернулся, и я перехватил Дэнни, чтобы он не упал. Он скривился от боли.
— Что, сильно болит?
— Ничего, терпимо. Но футбол придется оставить. Врачи сказали, что осколки будут выходить еще лет десять.
Я провел его на платформу. Там мы остановились и посмотрели друг на друга. Хотелось сказать что-нибудь на прощание, но мы не могли найти слов. Для него путь окончен, а для меня снова дорога, другие новобранцы, другие командиры...
— Ты точно не можешь задержаться на пару дней, Мак?
— Ты же знаешь. Мне еще в Нью-Йорк к семье Левина, а потом обратно в Сан-Диего. Да и тебе будет не до меня.
На платформе призывники прощались со своими семьями.
— Береги себя, сынок!
— Привези мне японца, ладно?
— Будешь писать мне?
— Каждый день.
— Не волнуйся, мама, я вернусь...
Дэнни посмотрел мне в глаза.
— Ну, до встречи, Мак, волчина ты морской.
— До встречи, морпех.
Мы обнялись.
Потом я стоял и смотрел, как Дэнни поднимается по ступенькам вокзала.
Она встречала его. Я видел, как он поднял голову, и голоса их слились в один.
— Кэтти!
— Дэнни!
Рядом с ней стоял пожилой мужчина с мальчиком, и я почти слышал голос Дэнни:
— Здравствуй, отец... вот я и вернулся.
Дэнни обернулся и еще раз на прощание махнул мне рукой.
— До встречи, Мак!
И, глядя на них, я вспомнил:
"Моряк из морей вернулся домой.
Охотник с гор вернулся домой.
Он там, куда шел давно..."