Боевые колесницы с серпами: «тяжелые танки» Древнего мира

Нефедкин Александр Константинович

Далее Курций (IV,15,14) сообщает, что «…колесницы, которые расстроили линию около первых знамен, въехали в фалангу» (… currus, qui circa signa prima turbaverant aciem, in phalangem invectierant)¹¹⁰. Арриан (An., III,13,6), дополняя предыдущего автора, рассказывает: «Ибо одни [колесницы] тотчас, когда они стали выносится вперед, агриане и дро-тиметатели Балакра закидали дротиками…, а у других они, вцепившись в вожжи, и ездоков стаскивали и, окружив коней, убивали их» (ср.: Ps.-Call., 1,41,15; Jul. Val., 52). Об этом же, видимо, говорит и Курций: «страшное падение коней и возниц наполнило строй» (Curt., IV,15,15: Ingens ruina equorum aurigarumque aciem conpleverat). Кроме того, латинский историк рассказывает о македонянах: «…Строй стал подобен валу: они сомкнули копья и с обоих сторон наугад стали подкалывать животы въезжающим коням. Затем они начали окружать колесницы, а бойцов сбрасывать» (Curt., IV,15,15: Vallo similis acies erat: iunxerant hastae et ab utroque latere temere incurrentium ilia suffodiebant. Circumire deinde currus et propugnatores praecipitare coeperunt). Достаточно неясное описание

у Курция. Сравнение с валом, о чем справедливо замечают комментаторы, должно относиться, как и у Ливия (XXXI,39,10), к фаланге¹¹¹, тогда как немецкий филолог Теодор Фогель (1836–1912) считает, что речь идет о синасписме¹¹². Комментаторы текста Курция Маттеус Радер (1561–1634), Николя-Элуа Лемер (1767–1832) и Фридрих Шмидер (1770–1838) объясняют это так: фаланга расступалась в тех местах, где ехали колесницы, и выставила сариссы в бок, в этот проход, поражая коней¹¹³. Однако такое объяснение покажется искусственным, если представить себе ход событий. Чтобы не попасть под действие серпов колесниц, гоплитам нужно было разойтись метров на шесть. Проходы в фаланге могли бы быть образованы путем увеличения числа воинов в рядах. Но это сложное перестроение и для него требуется некоторое время. Тут возможна давка и толкотня, и никакого строя, «подобно валу», не будет, а если фалангиты еще «бросятся» стаскивать колесничих из кабин, то возникнет просто всеобщая неразбериха, усиленная падением коней, после которой пришлось долго бы восстанавливать строй, перед лицом персов¹¹⁴. Хотя для придания строю более грозного вида сариссы первоначально могли быть выставлены вперед и образовывать нечто подобное частоколу, но, видимо, в источнике Курция¹¹⁵ речь все же шла о действиях легковооруженных, а не о гоплитах, тем более, что это описание похоже на свидетельство Арриана (Ап., 111,13,5) о борьбе агриан и дротикометателей Балакра с колесницами.

Далее Курций рассказывает: «Однако немного колесниц достигло крайнего строя» (Curt., IV,15,17: Paucae tamen evasere quadrigae in ultimam aciem…). Конечно, можно было бы посчитать, что так историк Александра называет вторую линию македонян¹¹⁶, но, скорее всего, прав Н. Лемер, полагающий, что речь идет о самой фаланге¹¹⁷. Видимо, перед несущимися колесницами фалангиты, как и было приказано, расступились. Арриан сообщает об этом сообщает: «Были и такие колесницы, которые прорвались через шеренги, ибо они [македоняне], как им было приказано, там, где оказалось, что напали колесницы, расступились» (Arr. An., III,13,6). Упряжки не причинили особого вреда пехотинцам: «и там особенно оказывалось, что и сами колесницы остались целы и для тех, на кого их гнали, безвредно прошли». Однако, Курций, наоборот, рисует кровавые раны, причиненные серпами квадриг (Arr. An., III,13,6; Curt., IV,14,17; ср.: Diod., XVII,58). Однако возможно, что некоторые фалангисты, замешкавшиеся или оторопевшие при исполнении маневра, всё же могли пострадать (ср.: Xen. An., 1,8,20).

Сам механизм образования прохода в фаланге можно, к примеру, сопоставить с действиями испано-германского пикенерского батальона по отражению атаки латной конницы французов под командованием графа Энгиенского в битве при Черизолле 11 апреля 1544 г. Граф с кавалерией «бросился в атаку на… батальон и ударил его в левый передний угол; атака была так стремительна, что ему удалось прорвать неприятельский строй, но при этом передние ряды прорванного батальона сжались вперед, а задние назад, так что образовался проход, по которому пронеслась по диагонали конница…; многие всадники попали на пики, других опрокину лошади, взвившиеся на дыбы»; оставшиеся латники «выскочили из правого заднего угла батальона…»¹¹⁸. По-видимому, как раз ради данного маневра фаланга и была построена в 32 шеренги (Агг. Ап., 111,12,1) и, следовательно, построение было достаточно свободное, чтобы разомкнуться, поскольку в обычном построении на человека приходилось около 1,8 м по фронту (Asclep. Tact., 4; Ael. Tact., 11,2). Поскольку довольно сложно было предусмотреть те места в строю куда врежутся колесницы, да и времени для перестроения было слишком мало, то, вероятно, и македонские фалангиты просто потеснились пропуская упряжки¹¹⁹. Колесницы же, разогнавшись, проехали по проходам внутри фаланги, а поскольку упряжки разворачивались с трудом и вряд ли могли сделать поворот и проезд вновь через вражеские ряды¹²⁰, то с ними быстро расправились царские гипасписты и конюхи, находившиеся в тылу (Arr. An., III, 13,6)¹²¹.

Знатный персидский всадник, сражающийся копьем. Барельеф западной продольной стороны «Саркофага Александра» – сцена охоты (последняя четверть IV в. до н. э.). Всадник одет в башлык-тиару, рубашку и кафтан-кандис.

Воспроизведено по изданию: Bittner S. Tracht und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaimeniden. Munchen, 1985. Taf. 41.1

Несколько иначе развивались события на левом крыле македонян, где прикрытием строя, возможно, служило лишь незначительное число критских лучников и ахейских наемников (DiocL, XVII,57,4)¹²². Против них командир правого крыла персов, Мазей, бросил 50 серпоносных колесниц, поддержанных армянской и каппадокийской конниками, стоявшими вместе с ними (Arr. An., III,11,6; Diod., XVII,58,2–5). Поскольку на этом фланге у македонян не было эффективной защиты со стороны легковооруженных, тут они применили другую тактику: стали бить копьями о щиты, пугая коней. Животное, естественно, не будучи достаточно обученными (Curt., IV,9,4), испугались и, как и в битве при Кунаксе, частично поскакали на своих же, а частично устремились на фалангу, которая так же расступилась (Diod., XVII,58,4). Видимо, некоторые из македонян могли быть ранены (Diod., XIV,58,4). Курций даже говорит об их бегстве (Curt., IV,15,4). Возможно, это объясняется действием конницы, ворвавшейся в ряды расстроенной фаланги. И может быть, из-за этого таксис Аминты, стоявший на правом крыле, не пошел вместе с Александром в атаку, а продолжал ожесточенно сражаться.

Как происходила атака других 50 колесниц, стоявших в центре, неясно. Хотя Курций (IV, 15,3) и говорит, что Дарий «сам имел перед собой серпоносные колесницы, которые, по данному сигналу, все пустил на врага» (ipse ante se falcatos currus habebat, quos signo dato universos in hostem effudit), тут же он сообщает об атаке Мазея на левый фланг противника. Эту же атаку на левое крыло македонян описывает и Диодор (XVII,58,2–5); тогда как Арриан (Ап., 111,13,5–6) сфокусировал свое внимание на действиях квадриг против правого фланга Александра¹²³. Конечно, нельзя исключить, что тут у Курция произошло слияние двух эпизодов. Первый – это атака колесниц на правый фланг Александра (Arr. An., III,13,5–6); ее латинский историк, видимо, пересказывает в IV,15,14–18. Вместе с тем он вводит в этот сюжет пассаж из другой атаки колесниц (во всяком случае, из другого источника, нежели Арриан), возможно, – это атака против левого фланга македонян, описание которой находим у Диодора (XVII,58,2–5). Эту атаку сам Курций, вероятно, смешивает с нападением упряжек в центре (Curt., IV,15,3–4).

Далее колесницы не участвовали в бою. О дальнейшим ходе битвы стоит упомянуть лишь то, что Александр бросил конницу гетайров в брешь, открывшуюся в строю персов из-за ухода бактрийцев (Arr. An., III,14,2), его поддержала фаланга. Это было началом конца. Дарий бежит. За ним – весь его правый фланг. Александр идет к своему левому крылу и помогает командующему тут Пармениону одержать победу.

Пеший перс со щитом греческого типа. Барельеф южной торцовой стороны «Саркофага Александра» со сценой охоты (последняя четверть IV в. до н. э.).

Воспроизведено по изданию: Bittner S. Tracht und Bewaffnung des persischen Heeres zur Zeit der Achaimeniden.Miinchen, 1985. Taf. 38.1

Итак, как видим, атака колесниц на правый фланг македонян не имела успеха, видимо, из-за того, что впередистоящая тяжеловооруженная конница, стоящая впереди, которая могла бы поддержать нападение своих квадриг, была преждевременно брошена в бой. Таким образом, атака колесниц на фалангу не принесла существенной пользы, поскольку гоплиты расступились, пропустили несущиеся упряжки, а затем сомкнулись. Но если бы всадники поддержали своих колесничих, то они не только могли бы ворваться в фалангу, но и защитить своих возничих от вражеских легковооруженных. Возможно, так же, что тяжелое положение левого крыла македонян было вызвано не только фланговым ударом вражеской конницы, но и фронтальной атакой упряжек, поддержанной всадниками. В общем можно полагать, что битва при Гавгамегах представляет нам как удачное, так и неуспешное использование серпоносных колесниц.

4.2. Селевкидские серпоносные квадриги

Период эллинизма характеризуется слиянием греческих и восточных элементов не только в области культуры и политики, но и в военном деле. Так, мы видим, что наряду с традиционной македонской фалангой, большую роль играли всадники, в большинстве своем из восточных народов. Именно они, построенные на флангах, решают судьбу сражения, атаковали вражескую конницу и заходили в тыл пехоте. Тогда как фаланга, стоящая в центре (хотя в военной теории и считалась решающей силой в бою), у восточно-эллинистических царей играла всего лишь роль основы боевого порядка.

Эти соображения в полной мере относятся и к селевкидскому царству – крупнейшей империи эпохи эллинизма. Британский антиковед Эдвин Р. Биван (1870–1943) всю структуру данного государства разделил три состовляющие: на греческую, македонскую и восточную¹²⁴. Это деление вполне можно приложить и к военной области. Основу селевкидской армии составляла фаланга, набирающаяся из греко-македонских военных поселенцев¹²⁵. Эллины были широко представлены в качестве наемников. Тогда как конница, возможно, исключая гвардию¹²⁶, состояла из представителей азиатских народов. Из них же набирались и многочисленные отряды легкой и средней пехоты. В то же время Се-левкиды развили ахеменидское нововведение в военное дело Ближнего Востока – использование индийских слонов. Кроме того, насколько мне известно, только правители Сирийского царства в Ш-П вв. до н. э. продолжали употреблять и интересующий нас род оружия – серпоносные квадриги. Почему только потомки Никатора использовали эти колесницы? Видимо, это связано не только с могущественной государственной властью, способной мобилизовать, организовать и поддерживать данное оружие, но и с силой традиций, ведь империя Селевка находилась как раз на территории сатрапий, где были еще при Ахеменидах были размещены колесничные войска. А поскольку во многих сферах деятельности между двумя династиями существовал континуитет¹²⁷, то македоняне использовали уже отработанный механизм набора как этого, так и других родов войск.

Обратимся к истории серпоносных колесниц в сирийском царстве. Диадох Селевк, получив по совещанию в Трипарадизе (321 г. до н. э.) Вавилонию (Diod., XIX,39), мало что поменял в порученной ему сатрапии. А когда он в 312 г. до н. э. вновь вернулся, после бегства от Антигона Одноглазого, в Двуречье вместе с 200 всадниками и 800 пехотинцами, полученными от Птолемея, то он тут же набирал войска (Diod., XIX,90; 1000 пехотинцев и 300 всадников – Арр. Syr., 54), с которыми стал покорять «Верхнюю Азию»¹²⁸. Вернувшись оттуда, Селевк соединился с армией фракийского правителя Лисимаха и с отрядами, присланными Кассандрой, и дал бой Антигону во Фригии около Ипса (301 г. до н. э.). Согласно рассказу Диодора (XX,113), в армии Селевка было 20000 пехоты, 12000 конницы, включая конных лучников, 480 слонов, более 100 серпоносных упряжек. Всего же в союзной армии насчитывалось 64000 пехоты, 15000 конницы, 400 слонов и 120 ¹²⁹ колесниц, в то время как у Антигона было более 70000 пехоты, 10000 конницы и 75 слонов (Plut. Dem., 28).