Боевые паруса. На абордаж!
Шрифт:
Пока их на улицах мало, но волшебное имя великой державы превращает трусов в наглецов. Если за спиной испанский десант – значит, все можно! Слуги превращаются в убийц, а родные стены хватают хозяев за горло языками огня и душат едким дымом. Праздник! День огня и крови! День, когда тьма, скопившаяся в душах, осветит пожаром тропическую ночь.
Впрочем, не все англичане недовольны таким оборотом дел. Католики – на острове таких немало, и вовсе не только пленных – спешат высунуть нос. Иначе не разберут. А добрых католиков испанцам резать не стоит.
– Пресвятая
Навстречу удары наспех расхватанными клинками:
– Парламент и Испания!
Противники короля тоже проснулись. Тоже надеются, что испанцы – за них. Политически-то испанцев принято считать союзниками парламента, пусть только для того, чтобы королевские приватиры могли брать призы. Уж не они ли и приманили десант?
Каждый клич рождался при встречах на темных улицах, в попытке выйти из города или замкнуться в форте. Ведь главную опасность видели именно в шагающих по Эспланаде, ведущей к центральному форту, закованных в сталь идальго.
Только до форта нужно еще добраться, а на улицах стычки уже не только между рабами и хозяевами! Английские партии схватились между собой. И капитан-роялист, пытающийся рассмотреть с высокой стены форта первые пожары и расслышать, что же там происходит, приходит к решению – в форт впускать только сторонников короля. Отдать приказ не успевает.
Более чуткий лейтенант первым расслышал крики, свидетельствующие, что до острова докатилась гражданская война. Что ж, железо панциря не спасет командира – зато помешает почувствовать упершееся в спину дуло. Палец выжимает спуск. Осечка… Остается рвануть из ножен шпагу, надеясь прихватить растерянным.
Судья Джонс проснулся именно от этого. От криков и звона оружия. Сунулся за пистолетом – вовремя, снизу раздался шум… Правда, никаких звуков борьбы, скорей – разговор. А потому – накинуть халат, вставить руки в рукава, невзирая на подагрический прострел. Слуги, конечно, исчезли все, ну да чего от них ждать? Спуститься. То ли умереть, то ли помочь… Неважно, в любом случае следует оставаться джентльменом.
Даже когда перед тобой – небольшая толпа людей в рогоже. Голые до колен ноги, особенно красные при свете факелов. Тропическое солнце не любит ирландской кожи. В руках у незваных гостей мачете. Значит, мятеж. И смерть.
– Судья? Мы здесь, чтобы охранять вас и вашу семью.
Нельзя так с пожилым сердцем – сжать и отпустить. Вот только что стоял… А теперь ноги подогнулись, и дышать стало нечем. Стучит о зубы стакан, холодная вода возвращает чувства. Круги перед глазами проходят. Жена, в одной рубашке – перед чужими людьми, тем более – голодранцами, но язык не поворачивается упрекнуть. Зато произносит то, что обязан.
– Вы все равно мятежники.
«Красноногие». Привычное название для ирландских повстанцев. Им даже гордятся.
– Возможно, вы приговорите нас к повешению. Потом. Но сейчас – мы вас защитим.
– Любопытно… – Судья запахнулся поплотней, попробовал сесть. Больную руку снова схватила боль: некстати
– У ирландцев тоже бывают жены и дети, ваша честь. Так что за семью не беспокойтесь, да и вас нам резать никакой охоты. Вы человек, а людей среди английской породы немного.
– И как вы пришли к столь лестному для меня выводу?
– Просто. Вы догадались, что у священников нет хвостов!
Судья улыбнулся. История была не то чтоб веселая, но занятная.
Несколько лет назад – поток рабов тогда только набирал силу – Джонсу довелось ознакомиться с крайне любопытным документом. В нем значилось, что в связи с поступлением на остров значительного количества ирландцев и католическим мятежом на самом зеленом острове, на Барбадосе следует ввести закон о наградах за голову. В Индиан-бридж местные депутаты сдуру скопировали закон метрополии.
В результате изумленный Джонс выяснил, что на острове отныне введены награды за голову волка – в пять фунтов стерлингов и волчицы – в десять. В качестве доказательства, что зверь действительно убит, предлагалось требовать уши и хвост.
Все расписано подробно и обстоятельно, да вот беда – на Барбадосе нет ни одного волка. Никогда не водились. Самый крупный хищник – мангуст, и тот привезен из Ост-Индии для истребления крыс, которые приехали сами. Сказать, что судья был удивлен, значит, несколько преуменьшить. Достопочтенного Джонса настолько проняло, что он счел необходимым потратить день на поездку в Индиан-бридж. Даже не дочитав нового закона.
Так что, явившись на прием к губернатору, Джонс сунул под превосходительский нос бумагу.
– Они там что, с ума сошли? – спросил. – Может, перекрасить нашу Ассамблею под бедлам? Сэр Филип! Это, в принципе, пережить можно. Но если наши избраннички еще такого отсыплют, я подам в отставку. С этим нужно что-то делать, сэр. И срочно.
После чего испытал на себе вихрь губернаторской приязни. Филип Белл отдавил ему руку крепким пожатием – слава Богу, подагра в левой, а то там бы дух и испустил – усадил в кресло. И распечатал бутылку вина.
– Я рад, что обрел союзника! – возгласил губернатор.
В это мгновение Джонс понял, что зря не дочитал дурацкую бумаженцию до конца. А сэр Филип продолжал:
– В дни, когда королевская казна почти пуста, парламент желает усилить позиции, заставив колонии тратить доходы на месте, не пересылая их суверену. К сожалению, поведение островного парламента ненамного лояльней. Вот и теперь… Плата за головы католических священников им нужна! Наверняка таких среди мятежников немало, их нам шлют не разбирая, оптом. Увы, я не могу восстать против закона, а в юридических тонкостях не силен. Джонс, если вы придумаете, как нам избавиться от расхода, я выбью для вас должность главного судьи Спайтстона. Сами знаете, какая там практика, не то что в вашем северном городишке из двадцати домишек… Ну?