Бог Гнева
Шрифт:
— Только если она захочет быть со мной.
— Для этого есть простое решение, сынок.
— Какое?
— Не сдавайся, пока она не захочет. Именно так я поступил с твоей матерью.
Говоря о моей прекрасной жене, мне лучше закончить свои дела в этой богом забытой стране, чтобы я мог вернуться к ней.
Находиться в физической разлуке с Лией — это все равно, что дышать через соломинку и оттягивать момент, когда она снова окажется в моих объятиях.
Джереми поблагодарил меня за то, что я не отказался от нее, но я благодарен
Мои сын и дочь всегда должны были уехать, но Лия — единственная постоянная в моей жизни.
Моя жена.
Моя одержимость.
Моя.
Глава 41
Сесилия
Я не могу перестать плакать.
Каждый раз, когда пытаюсь это сделать, мое сердце сжимается, а глаза наполняются слезами, пока я не думаю, что у меня их не осталось.
Но я плачу.
Я бесцельно брожу по улицам уже несколько часов. Мои ноги болят, мышцы кричат, но я не останавливаюсь. Если я остановлюсь, то буду думать о том, что произошло сегодня ночью.
О боли, которая медленно разрывает мое сердце, разрушая его изнутри.
Я не хочу думать о причине этой боли. О том, как Джереми смотрел на меня или какие слова он мне сказал.
Самое главное, я не хочу думать о том, что он, казалось, собирался меня убить.
Это я глупая, что положила свое сердце на землю ради него только для того, чтобы он растоптал его и оставил меня пустой оболочкой.
Мои ноги останавливаются перед приютом. Он закрыт, и кроме охраны внутри никого нет.
Не в силах больше идти, я опускаюсь на ступеньку, обхватываю себя руками для удобства и прижимаюсь головой к холодной стене.
Наверное, мне стоит вызвать Uber, чтобы он отвез меня обратно в общежитие, но я не хочу, чтобы Ава и остальные видели меня в таком состоянии. Черт, я не хочу видеть себя такой сломленной, глупой и отчаявшейся из-за того, кто никогда не будет мне доверять.
Ради того, кто причинил мне такую боль, что я не могу найти осколки, которые он разбил.
Я беру свой телефон и смотрю на него сквозь размытое зрение, но батарея садится, и он становится черным.
Со стоном я сжимаю голову между ладонями. У меня болит голова, чувство усиливается из-за пульсирующей эмоциональной боли сегодняшнего вечера.
У нас с Джереми все было так хорошо. После нескольких дней, которые мы провели с моими родителями, я была уверена, что он — это то, что мне нужно, что никто другой не сможет стимулировать мой разум, тело и душу так, как он.
Люди подавляют свои животные потребности, но Джереми взращивал их во мне. Он поощрял меня добиваться того, чего я хочу, просить об этом и погружаться в это еще глубже.
Хотя внешне он казался утонченным, холодным и сдержанным, внутри него таился зверь, который взывал к животной части меня. Да, иногда он может
Он был человеком, в обществе которого я находила покой после долгого дня.
До этого момента.
Пока он не показал мне, как безжалостно он может причинить мне боль.
Возможно, если бы я не пошла поговорить с Лэндоном, ничего бы этого не случилось. Оглядываясь назад, я не должна была этого делать, но Лэн сказал, что он ворвется и испортит нашу вечеринку, и я подумала, что встретиться с ним на улице будет лучше, чем позволить ему столкнуться с Джереми, Киллианом и даже Брэном.
Я думала неправильно.
Но опять же, это был лишь вопрос времени, когда Джеремидаст волю этой части себя. Произойдет ли это сейчас или через несколько недель — неважно.
Все, что я могу сделать, это думать о том, как двигаться дальше. То, как он попросил меня бежать, как он сказал, чтобы я не позволяла ему поймать меня, ничем не отличалось от завершения наших отношений.
Мало того, что он причинил мне боль, так теперь он еще и покончил со мной.
И почему я выгляжу жалкой в своих собственных мыслях?
Джереми никогда не обещал мне ничего сверх физического. Я просто воображала все сама, а теперь расплачиваюсь за это.
На меня падает тень, и сердце, которое я считала сожженным дотла, воскресает из пепла со славой феникса.
Я знала, что Джереми поймает меня. Он всегда это делает.
Как только я поднимаю голову, надежда, расцветшая в моей груди, увядает и умирает.
На меня смотрит не Джереми. И даже не его псевдо-преследователь Илья.
Тот, кто стоит передо мной в своих безупречных брюках, рубашке на пуговицах и дизайнерских туфлях, — не кто иной, как Зейн. Мой коллега по школе и еще один волонтер в приюте.
— Сесилия? — он поднимает бровь. — Что ты здесь делаешь?
— О, мне просто нужно было отдохнуть. — Мне удается неловко улыбнуться. — А ты?
— Я на ночном дежурстве. Хочешь зайти в дом, а не оставаться на холоде?
— Конечно.
Быть внутри приюта лучше, чем возвращаться в общежитие и говорить об этом. Кроме того, зная Аву, она, вероятно, убедила остальных не спать допоздна и пить.
Я беспокоюсь о ее ухудшающемся состоянии. Теперь, когда Глин и Анни проводят большую часть ночи со своими парнями, никто за ней не присматривает.
Не то чтобы я лучше, но, может быть, я вернусь к тому, чтобы держать ее подальше от неприятностей.
Зейн открывает дверь своим ключом, и я следую за ним.
— Я сейчас вернусь, — говорю я ему, затем иду в ванную, чтобы освежиться, где в итоге плачу в течение десяти минут, прежде чем умыться.
Я в таком беспорядке.
Если сейчас позвоню папе или маме, они будут волноваться до смерти, поэтому, хотя и хочу этого, я не делаю.
Закончив свои дела, я выхожу из дома и останавливаюсь, когда вижу, что Зейн ждет меня и держит в руках бутылку воды.