Бог Гнева

Кент Рина

Этот больной ублюдок.

Этот чертов больной ублюдок.

— У меня был плохой опыт, — говорю я так тихо, что, кажется, он меня не слышит.

— Какой опыт?

Я смотрю на него.

— Такой, о котором я не хочу говорить.

— Хм. Это также причина, по которой у тебя возникло эта наклонность?

— Нет. — У меня это было задолго до этого. Может быть, я тоже больна.

— Тогда это потому, что Лэндону нравятся подобные игры?

Я заглатываю содержимое своего рта, и дверь снова открывается,

когда официант входит с нашей едой.

Как только он уходит, я набиваю рот супом, ем, чтобы он замолчал и дал мне передышку.

Джереми, однако, не притрагивается к еде, и я корчусь под тяжестью его неослабевающего внимания.

— Ты так отчаянно нуждаешься в его внимании?

Я поперхнулась супом, и когда я посмотрела на него, он пробормотал:

— Как жалко.

Под его черствостью я улавливаю худшее чувство. Отвращение.

Он возмущен мной до такой степени, что даже я удивлена.

Стыд, с которым я боролась с той ночи, когда он прикоснулся ко мне, снова всплывает в памяти, гораздо сильнее и мощнее.

Но мне удается опустить ложку и сохранить самообладание.

— Если ты считаешь меня такой жалкой, почему ты тратишь на меня свое время?

— Почему ты так думаешь?

— Ты можешь перестать отвечать на мои вопросы своими вопросами?

— Нет.

— Я ухожу. — На этот раз я встаю, намереваясь убраться отсюда.

— Нет, не уйдешь. — Он даже не двигается с места.

— Я закричу.

— Никто тебя не услышит. — Его голос понижается. — Эта комната звуконепроницаема.

Я бросаю взгляд на дверь.

— Там только мои люди, так что даже не пытайся, если ты не в настроении, чтобы с тобой возились.

Я все равно делаю шаг к двери. В мгновение ока Джереми настигает меня и возникает как стена у меня за спиной.

Он хватает меня за челюсть и переключает мое внимание на картину на стене.

— Мне нужно, чтобы ты посмотрела со мной живую сцену.

Как в каком-то фантастическом сериале, картина поднимается и появляется стекло, открывая другую комнату, похожую на эту. Только вся сцена другая.

Я задыхаюсь, когда человек с другой стороны материализуется передо мной.

— Видишь ли, Лэндон не только член этого клуба. Он член всех клубов на этом острове и за его пределами. У него нет одной наклонности. У него есть все, пока он может причинять боль. Один из его фетишей — эксгибиционизм, вот почему он выбрал комнату, где любой может наблюдать за ним.

Желчь поднимается в моем горле, когда Лэндон с бешеной скоростью входит и выходит из связанной, с кляпом во рту и завязанными глазами брюнетки. Звуки смешиваются с графической сценой.

Стоны, шлепки, кляпы, стоны.

Резкая боль пронзает мой живот. И вдруг я наклоняюсь и выливаю на пол то, что только что съела.

Точно так же, как два

года назад.

Как и тогда, я слышу его голос сквозь звон в ушах.

Ты отвратительна.

Глава 9

Джереми

Сесилия не двигается.

Она также не дышит нормально, учитывая голубой оттенок, вспыхивающий под ее кожей.

Ее глаза прикованы к сцене перед нами, но она смотрит сквозь нее.

Шлепки плоти о плоть чередуются с жестоким трахом и сырым рвотным позывом. Один из двух ее пределов.

Да, я мог бы просто рассказать ей об этом, но она должна была сама увидеть эту сцену.

Она должна была увидеть, что ее так называемый принц — всего лишь гедонистический ублюдок, который трахает больше женщин, чем сам Сатана. Он ненасытен, перегибает палку, и самое главное — ему наплевать на нее.

Это она, жалкая и отчаявшаяся, держит его в большом уважении, хотя ей давно следовало бы от него отвязаться.

Я планировал показать ей эту его часть с тех пор, как узнал о ее привязанности к нему, но вместо этого я прибег к слежке за ней. Если не для чего-то другого, то для того, чтобы выяснить ее точные отношения с этим ублюдком.

Если он использовал ее, чтобы шпионить за мной, то и мне не мешало бы сделать то же самое.

Но потом я начал замечать кое-что во внешне скучной Сесилии Найт. Например, ее безумную любовь к животным, ее склонность к ботанике, ее нарочитый фасад, но ничто из этого не приковывало моего внимания надолго.

То, что заставляло меня возвращаться за продолжением, проявилось прямо в этот момент.

Она отключается — точнее, диссоциирует.

Я знаю технический термин для этого. Как никто другой, я сталкивался с этим явлением с раннего возраста и исследовал его, как только смог понять, что такое психическое здоровье.

Вскоре после того, как я начал следить за Сесилией, заметил эти моменты, когда она смотрела в пространство в странном состоянии, не моргая и совершенно не замечая окружающего. Ее друзья или коллеги по приюту звали ее по имени, а она не подавала признаков того, что слышит их.

Им потребовалось бы несколько попыток, щелкая пальцами и размахивая руками перед ее лицом, чтобы вывести ее из этого состояния.

Сначала я подумал, что это злополучное совпадение. В конце концов, какова вероятность того, что я снова стану свидетелем того, как кто-то страдает от диссоциации?

Но чем больше я наблюдал за ней из тени, чем глубже внедрялся в ее жизнь, тем больше убеждался, что у нее определенно это заболевание, и самое страшное, что она, скорее всего, об этом не знает.