Бог и Победа. Верующие в битвах за Россию
Шрифт:
Советское руководство вскоре вынуждено было признать, что курс на уничтожение Московской Патриархии был ошибочным. Высокая религиозность населения СССР сохранялась, несмотря на отчаянную антирелигиозную пропаганду и репрессии верующих. Религиозная жизнь, не находя легального выражения, уходила в подполье. Накал атеистической пропаганды снизился, Союз воинствующих безбожников переживал кризис, падали тиражи его изданий. Была восстановлена регулярная неделя с воскресеньем как выходным днем – вместо введенной в 1929 году «пятидневки» с шестым днем в виде выходного. К началу Великой Отечественной войны Русская Православная Церковь имела уже 3732 храма и молитвенных здания. В ее штате состояли 28 архиереев и 5665 священников и диаконов.
В марте 1941 года на встрече с работниками антирелигиозных музеев
Одна верующая ленинградка вспоминала: «В Пасхальную ночь 1941 года тысячные толпы народа стояли плечо к плечу вокруг храмов, с горящими свечами в руках, и единодушно пели Пасхальные песнопения, не обращая внимания на беснование конной милиции, тщетно пытающейся их разогнать, так как все уличное движение вокруг храмов было нарушено…» «Никому из участников того крестного хода и в голову бы не пришло, что на Пасху 1942 года крестные ходы вокруг церквей с зажженными свечами, несмотря на угрозу немецких самолетов, будут официально разрешены, что в ту Пасхальную ночь отменят даже комендантский час» (Фомин С. В. Православная вера на фронтах Великой Отечественной).
Казалось бы, от верующих, так много претерпевших от новой власти, следовало ожидать, что они воспримут вторгшуюся в 1941 году в страну вражескую силу как избавление от мучителей и гонителей, но этого не произошло. Родную землю, за которую проливали кровь предки, ни за что нельзя было отдавать захватчикам.
Веками христианская вера воспитывала в русском народе стойкость и способность пожертвовать собой ради высшего, святого. Вера, исповедание которой в последние годы требовало немалого мужества, не позволила настоящим христианам предать свою Родину. Забыв тяжелые обиды, унижения и надругательства, забыв саму опасность уничтожения от властей, верующие вместе со всем народом вступили в борьбу с чудовищной разрушительной силой фашизма.
Гонения не озлобили христиан. Примеры мучеников и исповедников воодушевляли тех, кто остался в живых, учили тому, что есть святыни, за которые не страшно пойти на смерть. Про обновление, совершившееся в духовной жизни Православной Церкви, писал еще в 1933 году из арзамасской ссылки епископ Герман (Ряшенцев), проведший в заключении и ссылках почти все 20-е и 30-е годы вплоть до «исчезновения» в 1937 году: «Мне кажется, происходит не только одно разрушение твердыни и того, что для многих святое святых, но происходит очищение этих святынь, их освящение через огонь жестоких испытаний и поверок, разрушение форм, подавляющих своей своеобразной, но часто во многом земной красотой, действительность закованного в них смысла и содержания, образуются новые формы, облегчающие проникновение в них и заполнение именно таким духом и жизнью, какие отрицаются часто их творцами и часто во имя осознанной и преднамеренной борьбы с Ним принципиально отрицаются, чтобы как бы через голгофу уничтожения воскреснуть в силе. Посмотрите, как жизнь фактически стала аскетична, как самоотреченна, небывалое самоотречение становится не исключением, а правилом всякого человека…»
К этому самоотречению ради защиты Родины православные христиане в начале Великой Отечественной войны были готовы. До дна испившая чашу страданий Русская Православная Церковь устами своих иерархов четко высказала свою позицию в первые же дни войны и благословила русский народ на Победу.
Глава 2. День Всех святых, в земле Российской просиявших. 22 июня 1941 года
Был воскресный летний день – 22 июня 1941 года.
«Солнечное утро. Мы с мамой шли по улице Пристени. Лето: все вокруг зеленое, в воздухе аромат цветов, настроение замечательное. Вдруг видим толпу: люди стоят, опустив головы. В центре поселка находился единственный радиоузел, односельчане что-то внимательно слушали. Подойдя ближе, услышали одно проклятое слово: «Война»… И весь мир перевернулся» (Из воспоминаний В. Барышева, кавалера ордена Александра Невского).
Митрополит Питирим (Нечаев) вспоминал об этом роковом дне: «Очень хорошо помню тот воскресный день, когда я вышел со службы около двенадцати часов. Накануне мы с Толей Алешиным договорились, что поедем к нам на дачу, я позвонил ему из автомата, чтобы уточнить, где и когда встречаемся, а в ответ услышал:
– Куда? Когда? Война началась!
– Да что ты! – удивился я. – Не сходи с ума. Какая война?
Тем не менее это действительно была война. С ее началом в какие-нибудь полтора-два часа лицо Москвы изменилось. В лицах прохожих появилось какое-то новое, трагичное выражение, – но это был трагизм не страха, а удивления. Я тогда, еще только выйдя из церкви, заметил это, но ничего не понял» (Александрова Т. Л., Суздальцева Т. В. Русь уходящая: Рассказы митрополита Питирима).
В тот день в немногих уцелевших в России храмах шли торжественные богослужения. Русская Православная Церковь чествовала праздник – день Всех святых, в земле Российской просиявших. Возносились молитвы святым русским инокам, заступникам перед Богом за родную землю, великим русским воинам – Александру Невскому, Димитрию Донскому, Андрею Боголюбскому, Пересвету и Ослябе…
«Это знаменательное совпадение, несомненно, не случайно!.. Мы верим, что это есть знак милости русских святых к общей нашей Родине, и дает нам великую надежду, что начатая борьба кончится благим для нас концом». Так говорил экзарх Московской Патриархии в Америке – митрополит Вениамин (Федченков) на народном собрании в Мэдисон-сквер-гарден (Нью-Йорк) вечером 2 июля 1941 года. По сути это был день русской славы, праздник чествования лучших людей, духовной опоры страны, творивших историю или же скромно, затаенно выполнявших свой молитвенный подвиг. По Божиему промыслу именно этот день и стал началом жесточайших испытаний для нашего Отечества.
«Войну ждали, к войне готовились. Еще в 1931 году И. В. Сталин в одном из своих выступлений так определил дилемму, которая с неотвратимой жестокостью встала перед советской страной: «Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». К 1941 году, ровно через 10 лет, СССР стал одной из трех-четырех стран в мире, способных производить любой вид промышленной, в том числе и военной, продукции. Но скачок в развитии тяжелой индустрии был куплен дорогой ценой: тотальной административной коллективизацией деревни, низким уровнем жизни большей части населения, ограничением прав и свобод граждан, всевластием карательно-осведомительной системы.
Однако война все равно началась неожиданно, перечеркнув советскую историю на то, что было “до войны” и то, что случилось со страной в годы войны» (Одинцов М. И. Патриотическое служение Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны).
Война неожиданно вторглась в человеческие жизни, жестоко ударила по ним, разбивая вдребезги мечты и надежды. И чьи-то сердца впервые, может быть, обратились к Богу перед лицом страшной беды.
«Мне исполнилось 18 лет… – вспоминала С. Панасенко, младший лейтенант, фельдшер мотострелкового батальона. – Я такая радостная, у меня – праздник. А все вокруг кричат: “Война!” Помню, как люди плакали. Сколько встречала людей на улице, все плакали. Некоторые даже молились. Было непривычно… Люди на улице молятся и крестятся. В школе насучили, что Бога нет. Но где наши танки и наши красивые самолеты? Мы их всегда видели на парадах. Гордились! Где наши полководцы? Буденный… Был, конечно, момент растерянности. Короткий момент… А потом стали думать о другом: как победить?» (Алексиевич С. А. У войны не женское лицо).