«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
Первой жертвой преобразований полковника стала парадная серебряная посуда охотничьего домика. Второй — роскошная мебель и прекрасные шпалеры, изображавшие охотников и дровосеков. Почти всю эту роскошь господин де Сен-Жиль без жалости продал, заменяя более скромной и дешевой посудой и обстановкой, а вырученные средства потратил на приобретение угодий, давших Бретеям пусть небольшой, но зато стабильный доход. Третьей жертвой хозяйственной деятельности старого дворянина оказался парк, вместо изысканных цветочных клумб которого полковник повелел разбить грядки с овощами, а вместо декоративных кустарников — посадить фруктовые деревья. В общем, стараниями господина де Сен-Жиль изысканная и неимоверно дорогая игрушка, требующая на свое содержание немалых средств, превратилась в небольшое, но доходное имение.
Если бы у господ де Бретей было на то желание, они могли бы принимать у себя гостей или даже выезжать в свет. Однако воспоминания об утраченном богатстве и положении, мысли о том, что они сравнялись с какими-то мелкопоместными дворянчиками, заставили молодых людей замкнуться в четырех стенах, прекратить всякие сношения с родными и друзьями и даже отказаться от общения с соседями. На все попытки окрестного дворянства завести знакомство с супругами их немногочисленные слуги отвечали, будто господа больны и никого не принимают. После трех месяцев тщетных усилий познакомиться с новоприбывшими, соседи оставили Бретеев в покое, вообразив, будто имеют дело с престарелыми людьми.
Господин де Сен-Жиль не одобрял подобного затворничества, равно как и нового пристрастия Бретеев к нескончаемым молитвам и постам. Временами у полковника появлялось искушение поймать молодого человека на слове и отправить в монастырь, где у Огюста не было бы возможности тратить чуть ли не все доходы с имения на церковь. Только воспоминания о покойном друге, а еще больше мысли об Александре удерживали старого дворянина от решительного шага. Шевалье вполне хватило потрясения мальчика, когда тот обнаружил, что его роскошный охотничий домик превратился в скромное имение, ничего общего не имеющего ни с Бретеем, ни с Азе-ле-Ридо. Антуану понадобилось немало времени, дабы убедить воспитанника, что удивившие его перемены были вынужденным шагом его заботливых родителей, постаравшихся обеспечить Александра приличным доходом.
Если не считать этих мелких неприятностей, жизнь Бретеев и Сен-Жилей наладилась. Избавившись от молитвенных бдений и постов, Александр окреп, повеселел и вскоре превратился в обычного проказника, такого же как и все мальчишки. К счастью, размышлял иногда господин де Сен-Жиль, характером мальчик мало походил на отца и его шалости не внушали серьезного опасения. Александр обладал живым и любознательным умом, был настойчив, но не упрям, своенравен, но не капризен. Впрочем, не на шутку боясь избаловать воспитанника, полковник всегда был с Александром сдержан и строг и ничем не выдавал своей привязанности, так что мальчик обещал вырасти образцовым паладином времен Карла Великого.
Только мэтр Жамар, получивший в результате процесса огромное состояние, был недоволен исходом дела. Виноторговец был олицетворением известной пословицы, в соответствии с которой аппетит приходит во время еды, и потому даже по прошествии полугода не мог успокоиться из-за того, что какой-то дворянчик мог увести у него из-под носа изрядный куш. Узнав же, каким образом полковник смог обвести его вокруг пальца, мэтр Жамар сначала удивился, затем обиделся и, наконец, восхитился. Мысль о том, что не все дворяне болваны, оказалась для виноторговца настоящим откровением, и он решил, что с полковником стоит иметь дело. К тому же неожиданная изворотливость шевалье навела Жамара на весьма удачную идею, так что мэтр перестал хмуриться и даже решил вознаградить обогативших его Бретеев.
Встреча мэтра Жамара и шевалье де Сен-Жиль более всего напоминала переговоры двух враждебных держав, которые так и не смогли решить свои разногласия на поле брани. Полковник был вежлив и насторожен, виноторговец почтителен, но тверд. Быстро покончив с приветствиями, Жамар преступил к делу.
— Совершенно напрасно, ваша милость, вы полагаете меня своим врагом, — с самым любезным видом уверял виноторговец. — Дело есть дело, и в любом случае, я не предполагал, что шевалье де Бретей проявит подобное неблагоразумие.
Господин де Сен-Жиль поморщился.
— Должен признаться, шевалье, я нахожусь в некотором затруднении. Это имение в Пикардии мне совершенно ни к чему, к тому же корона весьма косо смотрит на подобные приобретения людьми моего сословия. Если бы я был президентом парламента или хотя бы советником, а так… — Мэтр Жамар с сожаление пожал плечами. — Я хотел бы вернуть это имущество шевалье де Бретею… при выполнение одного условия, конечно, — после краткой паузы добавил виноторговец.
Полковник молчал. Опыт подсказывал, что господа судейские никогда ничего не делают просто так.
— Как мне стало известно, вы взяли под опеку юного шевалье де Бретея и, следовательно, получили право распоряжаться личностью как самого шевалье, так и его имуществом, — деловым тоном продолжил Жамар. — Должен признать, я этому рад, и если вы согласитесь обручить своего воспитанника с моей дочерью, а лет через пять-шесть женить его — я передам шевалье Александру замок Бретей и прилегающие к нему угодья в качестве свадебного дара.
Антуан де Сен-Жиль в негодовании вскочил:
— И вы полагаете, потомок Карла Великого может жениться на дочери…
— Я понимаю, вам необходимо обдумать это предложение, — любезно, но вместе с тем твердо оборвал полковника виноторговец. — Однако по зрелым размышлениям вы не сможете отрицать, что для подобного брака не существует никаких препятствий… кроме некоторого неравенства будущих супругов. Обоюдногонеравенства, — многозначительно добавил мэтр.
При последних словах виноторговца полковник сделался пунцовым и сел. Мэтр Жамар с благожелательным видом взглянул на собеседника, но так как старый дворянин явно решил молчать, продолжил речь.
— Поверьте, сударь, своим вмешательством вы совершили чудо, но что такое доход, которым вы обеспечили шевалье?! Безделица, достойная разве что нищего отребья. С другой стороны, обручившись с моей дочерью, ваш воспитанник вернет себе достояние предков и получит за женой немалое приданное. Что вы скажете, к примеру, о двухстах тысячах ливров?