Бог лабиринта
Шрифт:
Начался дождь, когда мы подъехали к «Шелбурну». Я сказал дежурную фразу:
– Спасибо за то, что вы меня с ним познакомили. Он очень почтенный старик.
– О, с ним нужно держать ухо востро. Вы его не знаете.
Меня разбирало любопытство. Но я не стал давить на него. Особой нужды в этом не видел. Когда мы сидели в баре, потягивая красное вино, он сказал:
– Должен вам признаться, что мой дед представляет собой наихудшее сочетание самых отвратительных качеств, которые вы только сможете найти во всем современном Дублине. Начать с того, что он – лжец. Он притворялся, что не помнит имя Донелли. Ерунда, конечно. Он знает его так же хорошо, как и вы.
– Тогда почему…
Он
– Далее, он, вероятно, самый бесчестный человек в Ирландии…
Затем в течение пяти минут он приводил примеры низости и подлости своего деда, которые действительно были убедительны. Возможно, у него был типично ирландский характер. Такой же персонаж выведен в начале романа «Мельмот-скиталец» Мэтьюрина: этот подлец испускал дух и умолял, чтобы его похоронили в могиле, как нищего. Затем Клайв поведал мне истории, свидетельствующие о мелочности родного деда:
– Возьмите, к примеру, ту девушку, которая за ним ухаживает. Она еще только учится на медсестру, поэтому он платит ей совсем мало. Но он еще наставляет ее спать с собой, обещая за это оставить ей деньги в своем завещании. Конечно же, он даже и не помышляет сделать это.
– Вы уверены!?
– Я был просто поражен: он выглядел таким немощным и больным, что трудно было даже представить его в постели с такой молоденькой девушкой.
– Конечно, она спит со мной в свободные от него ночи.
Я чувствовал себя подавленным. Клайв Бейтс смаковал недостатки своего деда с таким злорадством, что я находил это довольно мерзким.
– Почему же вы не скажете ей, что он не намерен завещать ей деньги?
Он хитро подмигнул:
– Она может его оставить. Это не пойдет на пользу ни ему, ни мне.
Я предложил взять с собой вино в обеденный зал. Он сказал:
– Вы не против, если мы пообедаем в большом баре внизу?
– Нет, если вам так хочется.
Мы нашли свободный столик возле окна, выходящего на улицу. Я спросил:
– Кто наследник вашего деда?
– Думаю, что я.
– Тогда почему вы его так не любите?
– Одно другого не касается. Он – старая свинья. В любом случае, мне его деньги не нужны. Я сам довольно богат. Именно поэтому он назначил меня своим наследником. Его племянник Джим… Джим Хард… нуждается в деньгах больше, чем я…
Он прервал разговор, не закончив фразы, и уставился в окно. Дождь лил, как из ведра, а с улицы на нас смотрела девочка, одетая в лохмотья. Они уставились друг на друга, затем он ухмыльнулся. Я спросил:
– Вы ее знаете?
– Нет.
Тем не менее, он поманил ее пальцем. Она отрицательно покачала головой. Он встал и вышел сам. Я ожидал, что она сбежит, не дождавшись его. Но она продолжала стоять на месте – продрогшая, мокрая и довольно грязная. Он ей сказал что-то. Она снова отрицательно покачала головой. Затем он взял ее за плечо и повел впереди себя. Через минуту они сидели за нашим столом. Он сказал:
– Вы не возражаете против нашего общества?
Я ответил, что нет. Но я больше боялся того, как на это посмотрит хозяин бара. Она оказалась старше, чем выглядела через окно – возможно, ей было лет четырнадцать или пятнадцать. Ее неопрятные волосы свисали, как крысиные хвосты, и с носа у нее текло. На ней была короткая кофточка с наплечниками, застегнутая на одну пуговицу, остальные были оторваны. Дождь размазал грим на ее лице. Она выглядела так, будто не умывалась, по крайней мере, недели две. И честно говоря, дождь, казалось, усилил неприятные запахи, подтверждающие ее неопрятность. Клайв спросил у нее:
– Как тебя зовут?
– Флоренс.
– Тебя зовут Фло?
– Да.
У нее был ярко выраженный акцент кокни. Она
– Ты хочешь рыбы с жареной картошкой?
Она кивнула, но продолжала выглядеть немой и безжизненной. Клайв подозвал жестом официанта и сделал заказ надменным и высокомерным тоном. И испытывал противоречивые чувства. Если он пригласил ее из-за доброты, тогда я могу понять его поступок, хотя лично я предпочел бы привести ее в какое-нибудь более спокойное и тихое место. Но у него был такой странный и сложный характер, что трудно было судить об истинных мотивах его поступков. Я подумал, что девочке здесь явно не по себе. Наконец, я предположил, что нам лучше было бы подняться в мой номер и заказать свой обед там.
– Нет, нет. Почему мы должны уходить? Нам и здесь неплохо.
Я сидел рядом с девочкой, но предпочел бы держаться от нее подальше. Я снял с нее кофточку и повесил на спинку свободного стула, но от кофточки так несло вонью, будто ее нашли на помойке или использовали для завертывания рыбы. У меня необычайно чувствительное обоняние, но даже если бы не это, мы поступали несправедливо по отношению к своим соседям.
Еда показалась мне самой невкусной из всех, которые я когда-либо ел, и я заказал еще одну бутылку вина, чтобы хоть немного отвлечься и забыть неловкость ситуации. Я не могу понять, почему она согласилась прийти сюда. Она отвечала на вопросы односложно, явно боясь говорить в полный голос, и сидела скорчившись, будто ей все еще холодно. Клайв, казалось, не обращал никакого внимания на напряженную атмосферу, царившую вокруг нашего стола. Он разговаривал весело и громко, сыпал анекдотами о Каннском кинофестивале, рассказывал о последнем фильме Бергмана, который не вызвал во мне никакого интереса. Я пытался заговорить с девочкой, но было совершенно ясно, что она предпочитает, чтобы ее оставили в покое. Я почувствовал некоторое облегчение, когда люди, сидевшие за соседним столом, вышли из зала. Когда ей принесли рыбу и жареную картошку, она залила рыбу томатным соусом и уксусом, и ее собственный влажный, рыбный запах стал менее слышным. Девочка, к счастью, отказалась от сладкого. Я намеревался записать наш обед на мой гостиничный счет, но вместо этого выложил наличные, к тому же еще оставил большую сумму официанту на чай. Мне не хотелось признаваться, что я остановился в этом отеле.
Клайв сказал своим громким и очень аристократическим голосом:
– Итак, если мы больше здесь ничего брать не будем, мы можем отправиться ко мне и закусить там еще сыром с пирожными.
Я был рад, что обед закончился, и не стал возражать. Кроме того, я ожидал, что теперь девочка покинет нас. Вид ее несчастного лица портил мне настроение. Радость официанта от больших чаевых была моей маленькой победой.
На улице Клайв сказал:
– Итак, я не знаю, как мы все вместимся в мою спортивную двухместную машину?
Я подумал, что это намек ребенку, но она как ни в чем не бывало продолжала стоять рядом. Он сказал:
– Ну, хорошо, как-нибудь вместимся. Поехали. Он крепко взял девочку за руку. Я сказал:
– Разве твои родители не ждут тебя дома? Она безразлично пожала плечами и ответила:
– Не-е-е.
В автомобиле она уселась у меня на коленях. В замкнутом пространстве – хотя Клайв Бейтс попросил меня открыть окно – рыбный запах ощущался еще сильней. Она вынуждена была прижаться ко мне, чтобы вошли в машину ее колени. Клайв похлопал ее по коленке, приговаривая: